Форум Общий форум

Собираем антологию стихов о СПб.

Поступали предложения - открыть страницу о стихах, в стихах. Думаю, интересно будет - кто что

вспомнит. Некоторые ведь стихи пишут, а некоторые их даже читают.

Это я шучу - я люблю поэзию...

Можно сказать, что это о прошлом Питере -

                                     Олег Григорьев

           По улице ходят люди с угрюмыми лицами,

           Очень мало детей и много милиции.

           По рублю у реки мы скинулись -

           В воду дома опрокинулись.

                              Евгений Рейн          

Прогулка

Фонтанка за спиной и мельтешит проспект,
Как в перископе. Туда успеется,
Покуда же свернем в огромную готическую арку,
Особый двор, заброшенный фонтан,
Восьмиэтажные граниты и лепнины,
На стенах полу-львы - полу-грифоны,
И снова арка, и за ней укромный,
сквозь подворотню выход в переулок.
Вот здесь стоял мой флигель. Он снесен.
И только воздухом былые кубометры
Как будто заштрихованы погуще,
На уровне второго этажа.
И если вслушаться, то долетают гаммы,
Сначала гаммы, а потом слова.
Когда стемнеет, там засветят лампу.
Терпение, и я увижу всех.

             О доме Толстого

                        С. Маршак

Все то, чего коснется человек,

Приобретает нечто человечье.

Вот этот дом, нам прослуживший век,

Почти умеет пользоваться речью.

Мосты и переулки говорят.

Беседую между собой балконы.

И у платформы, выстроившись в ряд,

Так много сердцу говорят вагоны.

Давно стихами говорит Нева.

Страницей Гоголя ложится Невский,

Вот Летний сад - "Онегина" глава.

О Блоке вспоминают Острова,

А по Разъезжей бродит Достоевский.

....

А там еще живет петровский век,

В углу между Фонтанкой и Невою...

Все то, чего коснется человек,

Озарено его душою.

Маленькое детство

Деревянный дом- барак,

Коридор и печка...

Детство ласковой рукой

Манит на крылечко.

Кочегарка, кладбище,

Магазин- стекляшка...

Мы играли во дворе

В прятки и пятнашки.

Тополей высоких тени

На носах веснушки,

Звонкой песней скрип качели...

Живы все подружки....

Ленка с рыжею косой,

Валька- «одуванчик»,

Я с ангиной, как всегда ,

И соседский мальчик.

Всей гурьбой гуляли мы

Бед еще не зная

А судьба уже мела

Помелом махая.

Раскидала, развела,

Оплела заботами.

Только память бережет

Детство беззаботное

Моя маленька родина - Сирафимовское кладбище))) точнее Торфяная улица. В 60-70х там стояли деревянные дома - бараки (у самой ограды) теперь там бетонные цеха .....

ПАМЯТЬ

Шелк голубого неба.

Бархат кирпичной кладки.

Войлок теплых бревен.

Дыма густой муар.

Твид  забытого сада.

Ажур железной ограды.

Пестрый ситец окна.

Все прострочить дождями,

Тонкой атласной лентой.

Бисер первого снега

Щедрой рукой нашить.

В ладно скроенном платьице,

Детство мое запляшет

На позабытой улице

Серых панельных плит.

Москва, Москва... там все иначе -

Грубей румянец, мягче снег.

И, может быть, живет удача

Которой в Петербурге нет.

***

Но ни Черное море, ни синее

Заменить не сумеют печаль

От дождя выцветающих линий.

В легких запах листвы, поликлиники --

Петербурга и осени жаль...

***

Этот город, этот город,

Эти чертовы заборы,

Груды ящиков разбитых,

Этот воздух, этот свет,

Этот дождик моросящий...

На гранитных серых плитах

Город, молча вдаль глядящий,

В колыбель прошедших лет.

Ведь где-то есть простая жизнь и свет,

Прозрачный, теплый и веселый...

Там с девушкой через забор сосед

Под вечер говорит, и слышат только пчелы

Нежнейшую из всех бесед.

А мы живем торжественно и трудно

И чтим обряды наших горьких встреч,

Когда с налету ветер безрассудный

Чуть начатую обрывает речь.

Но ни за что не променяем пышный

Гранитный город славы и беды,

Широких рек сияющие льды,

Бессолнечные, мрачные сады

И голос Музы еле слышный.

А.Ахматова,

23 июня 1915 г.

Слепнево

Ликование вечной, блаженной весны,

Упоительные соловьиные трели

И магический блеск средиземной луны

Головокружительно мне надоели.

Даже больше того. И совсем я не здесь,

Не на юге, а в северной царской столице.

Там остался я жить. Настоящий. Я - весь.

Эмигрантская быль мне всего только снится -

И Берлин, и Париж, и постылая Ницца.

... Зимний день. Петербург. С Гумилевым вдвоем,

Вдоль замерзшей Невы, как по берегу Леты,

Мы спокойно классически просто идем,

Как попарно когда-то ходили поэты.

Г.Иванов

                                                                                           Ирине Одоевцевой

Распыленный мильоном мельчайших частиц

В ледяном, безвоздушном, бездушном эфире,

Где ни солнца, ни звезд, ни деревьев, ни птиц,

Я вернусь - отраженьем- в потерянном мире.

И опять, в романтическом Летнем Саду,

В голубой белизне петербургского мая,

По пустынным аллеям неслышно пройду,

Драгоценные плечи твои обнимая.

Г.Иванов

                           Александр Кушнер

О здание Главного штаба!

Ты желтой бумаги рулон,

Размотанный слева направо

И вогнутый, как небосклон.

О море чертежного глянца!

О неба холодная высь!

О, вырвись из рук итальянца

И в трубочку снова свернись.

Под плащ его серый - под мышку,

Чтоб рвался и терся о шов.

Чтоб шел итальянец вприпрыжку

В тени петербургских садов.

Под ветром, на холоде диком,

Едва поглядев ему вслед,

Смекну: между веком и мигом

Особенной разницы нет.

И больше, чем стройные здания,

В чертах полюблю городских

Веселое это сознанье

Таинственной зыбкости их.

Конечно, Иосиф:

Бессмертия у смерти не прошу.

Испуганный, возлюбленный  и нищий,-

но с каждым днем я прожитым дышу

уверенней и сладостней и чище.

Как широко на набережных мне,

как холодно и ветренно и вечно,

как облака, блестящие в окне,

надломленны, легки и быстротечны.

И осенью и летом не умру,

не всколыхнется зимняя простынка,

взгляни, любовь, как в розовом углу

горит меж мной и жизнью паутинка.

И что-то, как раздавленный паук,

во мне бежит и страшно угасает.

Но выдохи мои и взмахи рук

Меж временем и мною повисают.

Да. Времени- о собственной судьбе

кричу все громче голосом печальным.

Да. Говорю о времени себе,

Но время мне ответствует молчаньем.

Лети в окне и вздрагивай в огне,

Слетай, слетай на фитилечек жадный.

Свисти, река! Звони, звони по мне,

Мой Петербург, мой колокол пожарный.

Пусть время обо мне молчит.

Пускай легко рыдает ветер резкий

и над моей могилою еврейской

младая жизнь настойчиво кричит.

Иосиф Бродский,

1961?

Жили- были петербуржцы:

Да, я любила их, те сборища ночные,-

На маленьком столе стаканы ледяные,

Над черным кофеем пахучий, тонкий пар,

Камина красного тяжелый, зимный жар,

Веселость едкую литературной шутки

И друга первый взгляд, беспомощный и жуткий.

А.Ахматова

Слепнево, 5 янв 1917 (О "Бродячей собаке")

Эмалевый крестик в петлице

И серой тужурки сукно...

Какие печальные лица

И как это было давно.

Какие прекрасные лица

И как безнадежно бледны-

Наследник, императрица,

Четыре великих княжны.

Г.Иванов

Как  вы когда-то разборчивы были,

О, дорогие мои.

Водки не пили, ее не любили,

Предпочитали Нюи.

Стал нашим хлебом- цианистый калий,

Нашей водой- сулема.

Что ж? Притерпелись и попривыкали,

Не посходили с ума.

Даже напротив- в бесмысленно- злобном

Мире- противимся злу:

Ласково кружимся в вальсе загробном

На эмигрантском балу.

Г.Иванов

Стансы

Ни страны, ни погоста

не хочу выбирать.

На Васильевский остров

я приду умирать.

Твой фасад темно-синий

я впотьмах не найду.

Между выцветших линий

на асфальт упаду.

И душа неустанно

поспешая во тьму

проплывет под мостами

в петроградском дыму.

И апрельская морось,

под затылком снежок,

и услышу я голос:

"До свиданья, дружок!"

И увижу две жизни

далеко за рекой,

к равнодушной отчизне

прижимаясь щекой.

Будто девочки-сестры

из непрожитых лет,

выбегая на остров,

машут мальчику вслед.

1962 Е.В. А.Д.

Иосиф Бродский

                      Виктор Кривулин

Синий мост

где сиреневая мрела

перевернутой дугою

тень от Синего моста -

там совсем уже другое

состояние - и стоя

вижу новые места

не успеешь кончить фразу -

тень от синего моста

стала ржавой или рыжей

и такая духота

все охватывает сразу

что за маревом не вижу

дальше собственного глаза

дальше синего моста

Для странствия ночного мне не надо

Ни кораблей, ни поездов.

Стоит луна над шашечницей сада.

Окно открыто. Я готов.

И прыгает с беззвучностью привычной,

как ночью кот через плетень,

на русский берег речки пограничной

моя беспаспортная тень.

Таинственно, легко, неуязвимо

ложусь на стены чередой,

и в лунный свет, и в сон, бегущий мимо,

напрасно метит часовой.

Лечу лугами, по лесу танцую -

И кто поймет, что есть один,

Один живой на всю страну большую,

один счастливый  гражданин.

Вот блеск Невы вдоль набережной длинной.

Все тихо. Поздний пешеход

встречая тень средь площади пустынной

воображение клянет.

Я подхожу к неведомому дому,

Я только место узнаю...

Там, в темных комнатах, все по-другому,

И все волнует тень мою.

Там дети спят. Над уголком подушки

я наклоняюсь, и тогда

им снятся прежние мои игрушки,

и корабли, и поезда.

1929 г.

В.Набоков

                           Лев Лосев

Городской

Не пригороды, а причитания: охты, лахты.

После получасового полета

под мост уплывает плевок.

Все, что осталось от гангутского флота, -

дрянноватый дредноут плавучей гауптвахты

и ресторан-поплавок.

Еще сохранилось два-три причала,

у моряков кривая походка,

унабережных адмиральские имена.

Но в трюме жалобно поплескивает водка,

море окончательно измельчало,

экспедиция отменена.

"Гибель эскадры". "Стерегущий". "Варяг".

Самопотоплением

славятся русские корабелы.

Прогноз не балует потеплением.

Афиши анонсируют ужасный брак

"Голого короля" и "Снежной королевы".

Леонид Аронзон

Не темен, а сер полусумрак,
и комната наша пуста,
под сумерки у Петербурга
разит, как у пьяниц из рта.

По затхлому духу подвалов
я знаю его назубок:
каналы, заливы, канавки,
как мальчики трутся о бок.

Мостами связуя столицу,
небесную горечь вобрав,
всплывают, как самоубийцы,
над тёмной водой острова.

Какой Петербург! - захолустье! -
облупленный ветром фасад,
когда, отвернувшись от устья,
Нева гонит волны назад.

Давай распрощаемся. Годы
прощаний оставлены нам;
безлюдный и пасмурный город:
булыжник - залив - и канал.

1964

Несчастно как-то в Петербурге.
Посмотришь в небо - где оно?
Лишь лета нежилой каркас
гостит в пустом моем лорнете.
Полулежу. Полулечу.
Кто там полулетит навстречу?
Друг другу в приоткрытый рот,
кивком раскланявшись, влетаем.
Нет, даже ангела пером
нельзя писать в такую пору:
«Деревья заперты на ключ,
но листьев, листьев шум откуда?»

1969

                              Виктор Кривулин

                   Детсоке Село

             забудется и Детское Село

             и цепи спецпереселенцев

          и как над парком гарно и серо

    когда ведут понурых пленных немцев

     перед житомирскими брянскими кого

 сгрузили ссыпали под насыпь с эшелонов

        как безымянное незлое вещество

         для удобренья раненых газонов

          не довезли до станции - вокзал

    разрушен, говорят и где еще поселят

                 начальник не сказал

       а холодно-то как! и холодно глазам

    край света ведь не наш нерусский север

              родного - только Детское село

                     и то забудется

Александр Блок

                               К. М. С.

Помнишь ли город тревожный,
Синюю дымку вдали?
Этой дорогою ложной
Молча с тобою мы шли...
Шли мы - луна поднималась
Выше из тёмных оград,
Ложной дорога казалась -
Я не вернулся назад.
Наша любовь обманулась,
Или стезя увлекла -
Только во мне шевельнулась
Синяя города мгла...
Помнишь ли город тревожный,
Синюю дымку вдали?
Этой дорогою ложной
Мы безрассудно пошли...

                  23 августа 1899

* * *

Город спит, окутан мглою,
Чуть мерцают фонари...
Там, далёко за Невою,
Вижу отблески зари.

В этом дальнем отраженьи,
В этих отблесках огня
Притаилось пробужденье
Дней тоскливых для меня...

                         23 августа 1899

Несколько горестных заметок к приближающимся праздникам (4-7 ноября):

Слава, императорские троны,

Все о них грустящие тайком-

Задаетесь вы на макароны,

Говоря вульгарным языком.

Что мечтать-то? Отшумели годы,

Сны исчезли, сгнили мертвецы.

Но, пожалуй, рыцари свободы,

Те еще отчаянней глупцы:

Снится им- из пустоты вселенской,

Заново (и сладко на душе)

Выгарцует эдакий Керенский

На кобыле из папье-маше.

Чтобы снова головы бараньи

Ожидали бы наверняка

В новом Учредительном собраньи

Плети нового Железняка.

1955 ? Г.Иванов

Жизнь продолжается рассудку вопреки.

На южном солнышке болтают старики:

- Московские балы... Симбирская погода...

Великая война... Керенская свобода...

И - скоро сорок лет у Франции в гостях.

Жужжанье в черепах и холодок в костях.

- Масонский заговор... Особенно евреи...

Печатались? А где? В каком Гиперборее?

... На мутном солнышке покой и благодать,

Они надеются, уже недолго ждать -

Воскреснет твердый знак, вернется ять с фитою

И засияет жизнь эпохой золотою.

1955 Г.Иванов

Анна Ахматова

Летний сад

Я к розам хочу, в тот единственный сад,
Где лучшая в мире стоит из оград,

Где статуи помнят меня молодой,
А я их под невскою помню водой.

В душистой тиши между царственных лип
Мне мачт корабельных мерещится скрип.

И лебедь, как прежде, плывет сквозь века,
Любуясь красой своего двойника.

И замертво спят сотни тысяч шагов
Врагов и друзей, друзей и врагов.

А шествию теней не видно конца
От вазы гранитной до двери дворца.

Там шепчутся белые ночи мои
О чьей-то высокой и тайной любви.

И все перламутром и яшмой горит,
Но света источник таинственно скрыт.

1959

РОАЛЬД МАНДЕЛЬШТАМ

(1932-1961)

НОВАЯ ГОЛЛАНДИЯ

<2>

Запах камней и металла

Острый, как волчьи клыки,

 - помнишь?

В изгибе канала

Призрак забытой руки,

- видишь?

Деревья на крыши

Позднее золото льют,

В Новой Голландии

- слышишь?

Карлики листья куют.

Карлы куют!

До рассвета

В сети осенних тенет

Мы собирали букеты

Темных ганзейских монет.

NOCTURNO

Розами громадными увяло

Неба неостывшее литьё.

Вечер,

догорая у канала,

Медленно впадает в забытьё.

Ни звезды,

           Ни облака,

                   Ни звука -

В бледном, как страдание, окне,

Вытянув тоскующиме руки,

Колокольни бредят о луне.

А вот еще интересное

http://www.theory.lv/~dima/na_mostu.htm

Извините, что ссылкой -там много, и не все о городе, но есть очень и очень славное.

Да, интересные стихи. Но здесь мы ведь не просто говорим, что много стихов о городе и некоторые из них - хорошие. Мы как бы представляем стихотворение - вот оно (одно, или два), как музей одной картины, когда есть возможность рассмотреть ее, не отвлекаясь на другое. Ну, это мне так кажется.

Гурманская Северная Столица.

В бокале город пузырится,
Шампанское щекочет стены.
Глотнуть, вздохнуть, перекреститься...
И губы вытереть Шпалерной.
И осторожно, по глоточку
Пить Невский и Большую Невку.
Украдкой, жадно, в одиночку
Вгрызаться в Автово и Ржевку.
Прикинувшись официантом,
Зажечь Ростральные колонны...
И расстелить, как скатерть с кантом,
Залив, по-фински многословный.
Пересчитать ножи и вилки.
И уложить вдоль тротуаров
Серебряную Мариинку,
Дома в зеленых пеньюарах.
Украсить Марсово укропом,
Из Биржи приготовить гренки.
.......И добираться автостопом
До следующей тарелки....
И добираться...Набираться!
Кусать, шампанским пузыриться!
И никогда не наедаться
Гурманской Северной Столицей.

вытащено из Интернета

ДОРОГИЕ ЛЕНИНГРАДЦЫ! ИСКРЕННЕ ПОЗДРАВЛЯЮ ВАС С НАСТУПАЮЩИМ ВЕЛИКИМ ПРАЗДНИКОМ- 65-ЛЕТИЕМ СО ДНЯ ОСВОБОЖДЕНИЯ ЛЕНИНГРАДА ОТ ФАШИСТСКОЙ БЛОКАДЫ! ОЧЕНЬ ХОЧУ, ЧТОБЫ РАНЫ, НАНЕСЕННЫЕ  ВОЙНОЙ, ПОСКОРЕЕ ЗАРУБЦЕВАЛИСЬ НА ТЕЛЕ ГОРОДА, ПАМЯТЬ О МУЖЕСТВЕ ГОРОЖАН, ИХ МУКАХ И ГЕРОИЗМЕ НАВСЕГДА ОСТАЛАСЬ В ИСТОРИИ, А ЭТОТ ВЕЛИКИЙ ГОРОД СТОЯЛ И ЖИЛ -  НАЗЛО ВСЕМ ВРАГАМ -  ВЕЧНО!!!

Анна Ахматова

МУЖЕСТВО Мы знаем, что ныне лежит на весах И что совершается ныне. Час мужества пробил на наших часах, И мужество нас не покинет. Не страшно под пулями мертвыми лечь, Не горько остаться без крова, И мы сохраним тебя, русская речь, Великое русское слово. Свободным и чистым тебя пронесем, И внукам дадим, и от плена спасем Навеки!