Конец XVII века, если между нами,
Когда норвежский капитан Корнелий Крюйс (Круис)
Прославился в Голландии как истребитель крыс.
В Голландию Корнелий прибыл худеньким подростком,
Но море искренне любил и поступил матросом,
И тут же, как на грех, англо-голландская война,
Потом франко-голландская, такие времена...
Монархов, коим присягал, потом припомнил шестеро,
Был капитаном, капером, купцом, экипажмейстером,
Он трем республикам служил, купцов корсарски грабил,
И сам пленен однажды был, против корсарских правил.
По правилам освобожден, обплыл все части света,
В Австралии лишь не был он, но не жалел об этом,
Возил вино, продукты, марокканский кофе, мирр,
Рабов, какао, фрукты, но всего важнее - сыр! -
От мыса Горн до Кадиса и дальше до Туниса
Ничто так не влечет к себе задумчивую крысу.
Как полный трюм доставить и уберечь от крыс,
Чтоб были с сыром Кюрасао и Зеленый мыс?
И отправляясь в Гибралтар из царствия цветов
Корнелий на борт брал команду яростных котов,
Они из корабельных крыс устраивали пир,
И тем доход утраивали, сохраняя сыр.
С тех пор возненавидели Корнелиуса твари -
Котина! Крысолов! Работорговец! Карбонарий!
И дали себе слово изыскивать пути
Морского крысолова под корень извести.
Когда Корнелий завершил морское лиходейство
И поступил шипчандлером служить в Адмиралтейство,
То крысы сразу поняли - настал их звездный час!
И Крюйсу своевременно подпортили припас,
Товарополучатели устроили скандал
И призрак безработицы перед Круисом стал.
А время было тяжкое, могла случиться драма,
Но Николаас Витсен, бургомистр Амстердама,
Голландско-русской дружбы великий патриот,
Устроил друга Крюйса адмиралом в русский флот.
И в русском флоте наш Круис фортуне отдал долг -
Петру в Европе нанял флототоводцев славный полк,
Среди его питомцев бороздили океан
И Витус Беринг, и Бредаль и Генрих Остерман...
Не пребывая ни минуты в лени и прострации,
Построил первый наш линкор "Гото Предестинация",
Десятки прочих кораблей, рабочие бараки,
Спас Котлин и Кроншлот от анкерштерновой атаки,
Боряся против шведов в архангельской глуши,
Одерживал победы над двором Гассан-паши,
Да пользуяся Витсена испытанною дружбою
Тайком в Голландии скупал припасы и оружие,
Им атлас Дона был составлен, а потом издан,
Он первый в Питере открыл приход для лютеран,
В Европу русских юношей устраивал учиться,
Попутно в дипломатии умея отличиться,
Не брезговал разведкою, со смертию Лефорта
Стал серым кардиналом и правителем Балтфлота,
И первой школой в Питере, известной "Петришуле",
Мы, правнуки, обязаны норвежскому дедуле.
Любя просторы моря и соленые ветра,
Он ненавидел крыс и в окружении Петра,
И крысы отплатить ему всегда бывали рады,
И крысы-сыроеды, и крысы-казнокрады.
А годы шли, и адмирал устроился на суше,
Но крысам мало этого, их жажда мести душит.
Чтобы с отважным воином покончить насовсем
Проникли они в дом его на Мойке 57,
Причем имел дом три фасада, если разобраться,
По Невскому он - 18, по Морской - 12,
И этим оборотней-крыс он так очаровал,
Что не один только Круис, и дом их жертвой стал.
Как умер Крюйс от приступа, история не нова,
Не в первый раз так крысы убивают крысолова,
Важнее то, что в доме, где пал от крыс Круис,
Возник централизованный оплот российских крыс.
II
Потом к несчастию людей и собственному счастью
Они пожар устроили в Адмиралтейской части.
И Крюйса дом и дом напротив полностью сгорели.
Напротив дом Елизавете выстроил Растрелли,
Запомнившийся в качестве паркетов образца,
И под названьем временного Зимнего дворца.
А вместо дома Крюйса возвел другой Земцов,
А план крысиный был хитер, и вот он был каков:
Чтоб людям легче портить кровь, влиять на жизнь столицы,
Удобно крысам, коль напротив двор императрицы,
Шныряя ж меж дворов они сумели ухитриться
Заставить архитекторов их цели подчиниться:
Украсив Невский с двух сторон фасадами дворцов,
Как будто план им был внушен, Растрелли и Земцов
Фасады двинули вперед соседних эдифисов,
Тем самым облегчив проход между дворцами крысам,
Им проще стало проникать во двор императрицы
Чтоб на российский трон влиять, с провинцией сноситься,
И вот с тех пор прекрасных до сих красивых пор
На этом месте Невского - крысиный коридор.
Потом война, в Берлин вошли Тотлебен и Бутурлин
Чем некий замысел крысиный враз перечеркнули,
Но крысы инициативой овладели вновь,
Императрицу укусив, ввели ей зелье в кровь.
Елизавета умерла, не кончив свою роль,
И крысы тут же дело это взяли под контроль.
На трон взошел Карл Питер Ульрих, он же Петр Третий,
И сразу вновь перечекнул итоги Семилетней.
III
Но власти и богатства тут нарушился баланс,
Ведь крысами упущен был существенный нюанс -
Где Зимний выстроен дворец, был раньше рынок Мытный,
А как ему пришел конец, не очень стало сытно.
Тут крысы выдумали трюк, достойный фарисеев, -
Подцеплен был ими на крюк крестьянин Елисеев,
И там, где Крюйса дом стоял, а ныне штаб крысиный,
Возник изысканнейший зал сыров и апельсинов,
Омаров и креветок, копченостей и вин,
Ну, словом, чудо света - Елисеев магазин,
Дополнив 20 лет назад открытое уже
Всемирно знаменитое "Валот и Беранже".
Валот чем-то не угодил крысиной злобной силе,
Они его прикончили и Вольфом заменили.
Вверху события шумят, а крысы в ус не дуют,
Под Елисеевым едят, под Беранже пируют.
IV
Тут Пушкин стал наперерез крысиной подлой цели,
И чтобы Пушкина Дантес прихлопнул на дуэли,
27 декабря поэту в лимонад
Подмешан был отравленный крысиный рафинад.
Стал Пушкин чуть рассеянней, медлительнее чуть,
Когда с Данзасом в сани сел и устремился в путь,
С Натальей Николаевной в дороге разминулся,
Да на пути к барьеру, чуть задумавшись, споткнулся.
Крысиный план был верен, и не бывал уже
Поэт ни в Елисеевском, ни в "Вольф и Беранже".
Потом в кафе читали все стихи "На смерть Поэта",
А крысы тихо радовались, слушая об этом.
V
Потом пытались крысы укокошить Достоевского,
Внедрив его в кружок Буташевича-Петрашевского,
Знакомство их подстроив на первом этаже
Строенья рокового все в том же "Беранже".
Сработал план, когда всю группу петрашевцев в целом
Приговорил военный суд к позорному расстрелу,
И крысы без сомнений уже пили за успех,
Когда в момент последний вдруг помиловали всех.
VI
Расстроилися крысы и решили что уже
Не соответствуют моменту Вольф и Беранже,
Обоих удушили, и открыли ресторацию,
Где и осуществили нижеследующую акцию:
Давно уже в России, а, быть может, и на свете,
Врагом номер один стоял у тварей на примете
Создатель музыкального творения о том,
Как кукла надругалась над крысиным королем.
Все, кто причастен к теме был, сводили их с ума:
Эрнст Теодор Амадей Гофман, Александр Дюма,
Мариус Петипа, что дал Щелкунчику либретто,
И русский гений, воплотивший в музыке все это.
Последний крыс особенно безумствовать заставил
Ибо сюжет антикрысиный на весь мир ославил,
И в ресторане Лейнера, на месте "Беранже"
Засаду крысы сделали на первом этаже.
Когда Чайковский к ним зашел воды холодной выпить,
Они холерный порошок сумели в воду всыпать,
Напился Петр Ильич водой, и к утру слег навек,
Пал жертвой крыс очередной великий человек.
VII
Потом в сем доме роковом снял новую квартиру
Фотографический маэстро Константин Шапиро,
Продолживший почин литографического Мюнстера
И ставший лейб-фотографом российского искусства.
Им в "Русском Пантеоне" и "Портретной Галерее"
Оставлены потомкам Немирович, Менделеев,
Толстой, Тургенев, Гончаров, Некрасов, Клодт, Краевский,
Прянишников, Островский, Склифосовский, Достоевский,
Все тот же Петипа, что крыс особенно задело,
Мещерский, Салтыков-Щедрин, Набоков, Монтеверде,
И прочие, кого хоть как коснулся Божий Дар.
Но крысы у фотографа устроили пожар,
И столько уникальных негативов там сгорело,
Что не один Шапиро, а все общество скорбело.
Вот что, к примеру, Кони для Чехова писал:
"На фото есть Коломнин, а негатив пропал".
VIII
Тем временем, в том самом бывшем "Вольф и Беранже",
Теперь, вернее, ресторане Лейнера уже,
Где Пушкину с Чайковским приготовили удел,
Сменили крысы вывеску для новых темных дел.
Однажды новую - "Альбер", повесили с утра,
Запутывать следы они большие мастера,
И вот уж как бы в совершенно новом заведении
Повздорил поэт Князев с Ольгой Глебовой-Судейкиной,
И снова буря мглою чьей-то жизни небо кроет
И вместо жизни создает "Поэму без героя".
IX
А между тем здесь организовали троглодиты
Открытие французского "Лионского кредита".
Почуяв вкус к финансам, тут открыли закрома
И прочие крысиные банкирские дома.
Насытившись финансами по самое не можно,
Иных банкиров крысы отселили осторожно,
А прочих разорили и выдули в трубу
И места получили себе аж по не могу.
И вот тогда в пустых двухстах шестидесяти залах
Разлилось море шерсти, выливаясь из подвалов,
Крысиная симфония заполнила дворец,
И 200 лет истории свой обрели венец.
В то время крысы и в России, да и в мире целом,
Приблизились к вершине торжества своего дела -
Двуногим идиотам чума сменила пир,
И по крысиным нотам теперь вертелся мир.
X
И крысы пьют, целуются, ругаются и плачут,
Бокалы поднимают за красавицу-удачу,
В хранилищах-подвалах коллекции распив,
Кружатся в карнавалах, костюмы нацепив.
И белые, и черные, и серые создания
Заполонили мордами пустующее здание,
Над бывшими владельцами глумятся оголтело -
Над Нейманом, Котоминым, и Крюйсом, знамо дело.
Повсюду шум и чехарда, везде зверьки роятся,
Вертятся тут дела, что даже Смольному не снятся,
Вершатся курсы всех валют, тасуются войска,
Вино к обеду подают и прочь летит тоска,
Политика решается, штандарты продаются,
Портвейном похмеляются, за картами смеются,
(И, кстати, факт, зоологов пленяющий умы, -
Смеяться в мире могут только крысы, ну и мы),
Тут миллионы крысятся, точнее миллиарды,
Над крепостями высятся флажки в военных картах,
Тут Азию с Европами мешают, как в стакане,
Крысихи вертят попами в подобии канканьем,
Тут приговаривают вас, кто чем-то помешал,
Тут в спины целых государств вонзается кинжал,
Тут золото и серебро скирдуется по кучам,
Грызут адамово ребро, кто громче и кто хрустче,
Мвшьяки разливаются для странствия по свету,
Маньяки вдохновляются на то или на это,
Убийства замышляются, их в прессе освещение,
Коньяком подкрепляются крысиной мысли гении,
Мошенники встречаются, одетые в манжеты,
Мышами запрягаются крысиные кареты,
Дефолты намечаются, дербанятся бюджеты,
Муштрой подготовляются крысиные кадеты,
Тут губятся империи, рождаются республики,
Считаются потери и скрываются от публики,
Тут музыка оркестрится, балетится стриптиз,
(В гробу, вздыхая, вертится болеющий Круис),
Сгрызаются пергаменты, как датские сыры,
Подобие парламента создалось для игры,
А мыши, сунув лапки в золотые шаровары,
Дежурят у дверей, словно заправские швейцары.
Изысканные франты на креслах возлежат,
Снуют официанты из маленьких мышат,
Кому - мышиный блинчик, кому - вина графин,
Желающим - морфинчик, и даже героин,
В уютных кабинетах для услад крысиной братии -
Из дуба и ореха красивые кровати,
Прекрасные картины, утехе крысьей фон,
И красные гардины, эпохе в цвет и тон.
Своим нористым идолам лия потоки хвал,
Глядятся крысы в зеркала драпированных зал,
Танцуют на подушках, под стенами скребут,
Благодаря судьбу, что не пропал их скорбный труд.
Хоть места и навалом, нет тут места пустоте,
Тут смокинги и пары оттеняют декольте,
Гаванские cigarro расточают дымный след,
И пляшущие пары учащают pit-a-pat,
Тут брызгами шампанское, игристо и пенисто,
Тут "Жизнь артиста" Штрауса играют пианисты,
Музыкой воспевают тут Летучей Мыши месть,
А вальс "Прощай, Санкт-Петербург" глумясь играют здесь.
Тут всюду бархат и парча, все глянцево-столично,
Тут даже маска палача глядится эротично,
И вымогатель выглядит, как родовая знать,
И тут Агате Кристе бы нашлась сюжетов кладь,
Тут состоят в союзах с аферистами растлители,
Тут учат быть артистами крысят своих родители,
Крысиная мораль отсюда шествует по миру,
И зуб точеных сталь грызет несчастную Пальмиру,
Тут фальшивомонетчики практически как дома,
Тут все со всеми через всех приятельски знакомы,
Тут шулеры и взломщики в цилиндрах-котелках,
И знамя крыс полощется, пророча миру крах,
Тузы финансов носят здесь мохнатые рейтузы,
Отсюда управляются казна и профсоюзы,
Заводы под контролем тут, газеты, самолеты,
И Королю Крысиному тут пишутся отчеты,
В крысиных красных глазках таятся тайны стран,
Растятся, как на грядках д'Арк, Хари и Каплан,
Готовятся предательства, погромы и расстрелы,
Вот - грядки розы алой, вон - грядки розы белой,
Тут винные подвалы, и виски короба,
Еды всегда навалом, и не страшна зима,
Тут крысы носят Прада, песцовые меха,
Роскошные наряды и нежные шелка,
Тут жемчуг и бриллианты на ушках и хвостах,
Тут женщины пикантные в надушенных платках,
Хрусталь метает блики и, гранями светя,
В крысиновые лики играет как дитя,
Есть крысы тут огромные и маленькие вовсе,
Деньгами окрыленные, и те, что денег просят,
По-светски сексуальные, и как бруски из сала,
Ответственно-фискальные и мерзкие фискалы,
Беседуют за ленчами, устраивают драки,
Тут крысы-минивэнчики и крысы-кадиллаки,
Любители паркетов и любители ковров,
Губители поэтов, разжигатели костров,
Столпы столицы, гости из Парижа и Берлина,
Не дураки напиться и понюхать кокаина,
Веселые и смелые со всех концов Земли
Черешней скороспелою на Невском расцвели,
С холерою, дизентериею, чумой и тифом,
Заразною шизофренией и бессонным лихом,
На многих галстухи надеты шелка иль атласа,
Хоть шей под галстухами нет, а смотрится прекрасно,
Все в мире относительно, включая ценность шей
(Лицо без шеи очень трудно вытолкать взашей).
XI
Но был опасный враг у крыс, старик Иенсен О.
Он долго изучал их жизнь, и знал их от и до,
Потратил он десятки лет и понял в полной мере,
Как знаменитый гамельнец их утопил в Везере.
Бывал он часто в Гамельне, как правило, в июне,
Где Крысолова помнили фон Мёрсперг и фон Люде,
Читал записки Бамберга, Фицелиуса, Циммерна,
Раабе, Рэмси, братьев Гримм, Бёртона, Уонли, Вестергана,
Схожие легенды слушал в Гарце, Бранденбурге,
Беверингене, Нойштадт-Эберсвальде, Гинденбурге,
Во Франции, Ирландии, Саксонии, Моравии,
Британии, Финляндии, Умманце, Скандинавии,
Читал Апполинера, Гейне, Браунинга, Гёте,
Проспера Мериме, Брентано, Сельму Лагерлёф и
В исканиях суровых достиг таких высот,
Что Флейту Крысолова восстановит вот-вот,
И день любой мог стать для крыс фатальной датой Икс,
Когда та флейта зазвучит и уничтожит крыс.
О воплощенном призраке трагической кончины
Немедленно был преуведомлен король крысиный,
А где король тот прячется, об этом даже я
Не ведаю, поэтому не буду врать, друзья,
Но кое-что о нем узнать вы можете и сами,
Король - это десяток тварей, сросшихся хвостами,
О нем писали Херберт, Конрад Геснер, Эрт Эртрус,
Эрнст Мориц Арндт, Мартин Харт, Йоханнес Самбукус,
Голландец Харт отлично материалы обобщил,
И королей количество нам точно сообщил.
В своем труде классическом с простым названьем "Крысы"
Он насчитал их 57, историю изрыскав.
Я не уверен так совсем, но где-то на две трети,
Что адрес Мойка 57 был выбран в связи с этим,
Но суть не в этом, кто их разберет, тех королей,
А в том, что прибыл в город Петербург из-за морей
Гвинейский черный киллер, освободитель-спец,
И все почти поверили, Иенсену - конец.
Охотничья потеха объявлена была,
Однако же к успеху она не привела,
Умело ускользал от слежки конспиратор скрытный,
И терпеливо выжидал удобный час для битвы.
У Крысолова была дочь, за ней следить хотели,
Искали её день и ночь, но не достигли цели,
С младых ногтей у папы училась егоза
На мозги крысам капать и отводить глаза.
Но поиск продолжали, и в 20-х числах марта
Ловцы не облажали и, хмелея от азарта,
Девицу обнаружили на рынке, на Сенной,
И тут же обложили крысиною стеной,
Сперва следила издали крысиная охота,
Как девушка чекисту продавала "Дон Кихота",
Но главным было то, что она сделала потом -
Баклану без пальто продиктовала телефон.
Баклан его запомнил, а может быть забыл,
Но взят ловцами в разработку плотненькую был,
Девица способом привычным обрубила "хвост",
А вот к баклану крысий "хвост" практически прирос.
Потом баклану крысы яд подсыпали в боржом,
Пока баклан болел, его оставили бомжом,
А чтобы юношу совсем контролем обложить
К себе на Мойку 57 переманили жить.
Для этого к баклану, что разгуливал по Мойке,
Был подведен агент, не то рыбак, не то чиновник,
Не то военный лавочник, из бывших англичан,
Но трюк сработал, и узнал "знакомого" баклан.
Агент баклана поселил на Невском 18,
Деньгами малость одолжил, чтоб есть и одеваться,
Да крысы ему выделили целый шкаф с едой
Чтобы баклана привести в возвышенный настрой.
Работающий телефон настрой его стерег,
Девицы номер вспомнил он и дозвониться смог,
И, чудо! - легкомысленная дочка Крысолова,
Ему сказала адрес свой и повторила снова.
Возликовали крысы - окончен долгий спор,
Освободитель быстро исполнит приговор!
Но в каждом плане есть изъян, был он и в этом плане,
Ведь крысы мало сведений имели о баклане,
Он был не из простых бомжей, заполонивших Невский,
А был маэстро-чародей по имени Гриневский,
Он тут же понял замысел ликующей крысни,
И на Васильевский помчал, чтоб девушку спасти,
А следом крыс летела рать, вот это была гонка!
Его пытались удержать подделанным ребенком,
Девицею фальшивою, разводкою мостов,
Но что мосты, когда ты - мастер Алых Парусов,
И как ко времени примчал, ведь словно на беду,
Старик Иенсен чары снял, не знал, что нападут,
Читал Эртруса, мыслил о постановке чар,
Гвинейской черной крысе подставляясь под удар.
Прибытие Гриневского, влюбленного маэстро,
Тотчас подбросило его из рокового кресла,
Мелькает в воздухе петля... Удар прутов стальных...
Конец Освободителя и бегство остальных!
В крысиных кабинетах забилася тревога -
Карету мне, карету! Дорогу мне, дорогу!
Прикончили Гвинейца, посланца Короля,
А значит, разумеется, и нам грозит петля!
Раз Крысолов расправился с самим Освободителем,
Сюда глядишь заявится суровым истребителем,
А если еще с флейтой, то все - привет, Муму!
И крысы в тот же день перенесли свой штаб в Москву.
