Продолжайте ,истории интересные и написаны в легким живым языком . Снетерпением жду!
__________________ Б. КИРИКОВ (о доме Шредера): Некий ложный модерн. Но это пример красивой, откровенной архитектурной лжи, которая перестает быть ложью в силу своей откровенности.
"ВЫСОКАЯ ДИПЛОМАТИЯ" и МЕЛКОЕ ХУЛИГАНСТВО (трудовые будни)
Приключения «Запорожца»
Года через три после начала работы в региональном представительстве МИД СССР мне довелось, а это тогда было весьма непросто, приобрести первую в жизни автомашину «Запорожец», именовавшуюся в обиходе просто «мыльница» (за форму кузова, сходную с этим предметом). С ним связано несколько забавных историй, сделавших его, видимо, самым известным «Запорожцем» города.
Началось с того, что на фирменном конверте представительства с довольно крупной типографской шапкой «МИНИСТЕРСТВО ИНОСТРАННЫХ ДЕЛ СССР», я, воспользовавшись флюоресцирующими (светящимися) фломастерами и затратив некоторое количество творческой фантазии и времени, изобразил следующие дополнения:
1) крупными буквами ярко-голубого цвета с узенькой чёрной окантовкой написал: «МИД СССР»; 2) по диагонали конверта провёл широкую алую полосу (как на пропусках правительственных машин);
3) на пишущей машинке впечатал модель автомашины, государственный номерной знак, фамилию и.о. владельца;
4) скрепил все эти сведения печатью представительства.
Полученный продукт наклеил на плотный картон и, поместив в прозрачный целлофановый конверт, выставил за лобовым стеклом.
Статус «Запорожца» неимоверно вырос после моего выезда на праздничную демонстрацию 7 ноября 1981 года. На время демонстрации район Дворцовой площади плотно перекрывался милицией. Проезд к временной автостоянке возле трибун разрешался лишь при наличии массы всевозможных пропусков, выдаваемых Службой охраны Управления КГБ. Воспользовавшись тем, что я не в первый раз получал все необходимые пропуска для генеральных консулов, я попросил уже знакомых сотрудников выписать их и на мой лимузин.
Ранним утром покатил на демонстрацию. Выданные пропуска были выставлены за лобовым стеклом. На первый милицейский кордон натолкнулся километрах в трёх от конечной цели. Посмотрели с большим удивлением («Запорожец», но со всеми пропусками?!!), однако не остановили. Далее ехал в гордом одиночестве, так как всё движение уже было перекрыто. Поворачивая на финишную прямую (Дворцовую набережную), был остановлен двумя чуть ли не бросившимися под колёса майорами автоинспекции. Состоялась следуюшая беседа:
- Вы куда? – На демонстрацию. – А вы кто? Предъявите документы. – Я – заместитель представителя МИД СССР. Вот моё служебное удостоверение.
Оба по очереди внимательно читают удостоверение. Пауза…
- А документы на машину? – Пожалуйста (даю водительское удостоверение и технический паспорт (то есть, что просили).
Просмотр. Пауза…
- А пропуск на машину? – Пожалуйста (показываю на стекло и дополнительно вручаю ещё один пропуск со штампиком «РАЗРЕШЕНО ВСЮДУ»).
Тщательнейшее изучение и оббегание машины для сверки номеров (дважды). Молча, в полнейшем изумлении (скорее, обалдении) глядя друг на друга, стоят по обе стороны машины, но заграждение не отодвигают. Длиннейшая пауза… Наконец, один говорит другому:
- Такого я ещё не видел…
Напарник, видимо, даже дар речи потерял. Молчит… Устав ждать, я скрипучим «казённым» голосом вещаю:
- Поживёте с моё – не то увидите. Ну, что… Открывайте… Мне работать надо.
Молча, медленно, как сомнамбулы, сдвигают рогатку в сторону, пропускают и долго смотрят вслед.
Последний километр, заполненный милицией, проезжаю, как в вакууме. Никто не пытается остановить, видимо, понимая, что «простого» и непроверенного не пропустят, но провожают «квадратными» глазами.
Подъезжаю к стоянке. Возникает очередной майор автоинспекции, но о документах – ни слова. Я его спрашиваю, где место для машин дипломатов. Он показывает, затем, очень стесняясь, просит:
- Но вы уж, пожалуйста, свою машинку вон за тот грузовичок поставьте, пожалуйста.
Демонстрация прошла весело. Слух о загадочном «Запорожце» с чрезвычайными полномочиями очевидно распространился по всем центральным подразделениям автоинспекции, так как в центре города меня никогда не задерживали; правда, я этим и не злоупотреблял. В результате ездил, где хотел, въезжая и оставляя машину под запрещаюшими знаками, вплоть до спецавтостоянки у обкома партии. Сотрудники ГАИ только глаза таращили, но даже не подходили.
* * * * * *
Второй эпизод связан с форс-мажорной ситуацией в дипломатическом мире. После того, как я передал генеральному консулу одного очень западного государства его вице-консула, задержанного нашей контрразведкой «за деятельность, несовместимую со статусом дипломата», генконсул, с которым у меня сложились неплохие отношения, обратился с просьбой:
- Если ты на машине, то не мог бы подвезти меня до дома?
Следует пояснить, что у генконсула, страдавшего «болезнью Паркинсона», при сильном нервном напряжении отказывали ноги, а свою машину он уступил задержанному коллеге, бывшему с женой и дочерью. Ростом генконсул был на голову выше меня, но к счастью, худощав. Я охотно согласился, однако предупредил, что у меня всего лишь «Запорожец». Ему было всё равно.
Когда закончилась процедура передачи, производившейся в небезизвестном в Ленинграде «Большом доме», то на глазах у дюжины присутствоваших контрразведчиков совершенно остолбеневших от того, что началось, я взвалил генконсула себе на спину и понёс к машине (по длинному коридору с высокого второго этажа), а его дочь, сопровождавшая отца, поддерживала ноги, чтобы они не волочились по полу. Тишина стояла гробовая; зрители, по-моему, даже забыли, что надо дышать (хоть бы один помог!). Ещё та была картинка!..
Мне пришлось сложить генконсула втрое, чтобы разместить его в «Запорожце» и оставить место для дочери. За несколько минут доехали до резиденции, находившейся в тупиковом переулке. При нашем приближении к подъезду из своей будки возник милиционер, охраняющий резиденцию, чтобы предотвратить возможный террористический акт (а вдруг этот неизвестный «Запорожец» заминирован?). Узнав меня и увидев упакованного генконсула, отскочил с глазами-блюдцами.
Когда, отнеся генконсула, я вышел, милиционер, не выдержав, спросил, что случилось и где машина генерального. Также не удержавшись, я запустил первую «утку»:
- Разве не сообщили, что его сотрудника поймали на шпионаже?
- Да, я уже в курсе. А почему же генеральный на вашей машине?
- Ну, как почему… Уж если его подчинённый нашкодил, то в КГБ решили наказать и генерального – конфисковали машину.
- Да ну?!!...
- Вот тебе и «ну»!.. Будь здоров. Счастливо додежурить!
С этим я и уехал. Успел заметить, как милиционер метнулся в свою будку для доклада о «новости» начальству. Распространение было широким и мгновенным.
Вообще эта история с выносом и перевозкой тела генконсула вызвала не меньше шума и веселья, чем задержание с поличным настоящего иностранного разведчика. Меня с неделю донимали вопросами, так ли всё оно и было.
* * * * *
(продолжение следует)
« Последнее редактирование: 26 Feb 2011, 00:35 от Vadark »
Ахаха! Bravo! Если это действительно происходило и вы не вымышленный персонаж, то двойное браво!
Особенно будоражит воображение сцена - из литейного 4 выходит человек и несет на себе по ступенькам тощего длинного консула , кладет его в запрожца с мидовскими пропусками и удаляется .
Испарения питерских болот на всех по разному влияют ...
__________________ Б. КИРИКОВ (о доме Шредера): Некий ложный модерн. Но это пример красивой, откровенной архитектурной лжи, которая перестает быть ложью в силу своей откровенности.
Шёпотом: а тем, кто читает сии военные тайны, не надо ли запасаться сухариками?
У нас тут такие тайны .....
__________________ Б. КИРИКОВ (о доме Шредера): Некий ложный модерн. Но это пример красивой, откровенной архитектурной лжи, которая перестает быть ложью в силу своей откровенности.
Эпизод третий. По инерции и врождённой недальновидности я позволил себе ещё один экспромт, к счастью, не имевший последствий.
Вскоре после инцидента, будучи в Москве, я зашёл в служебную столовую в неурочное время. Зал был пуст – сидел лишь один знакомый - очень ответственный товарищ, занимавшийся кадровыми вопросами. Я подсел к нему со своими тарелками. Он, конечно, уже прослышал об инциденте с телом и стал расспрашивать.
Подтвердив и доверительно понизив голос, я выразил удовлетворение обстановкой, позволяю- щей «посоветоваться по сугубо личному вопросу» с давним и опытным товарищем («кадровики» это обожают). Далее изложил следующее:
- Понимаешь, вскоре я увиделся с этим генконсулом на одном из приёмов. Он долго благодарил за оказанную выручку и очень хвалил «Запорожец». Гадостей он нам не делал, вёл себя вполне лояльно. И вообще неплохой дядька. Но дело в том, что он скоро уезжает окончательно и я хочу преподнести ему свой «Запорожец» в качестве прощаль-ного подарка.
Кадровик онемел, потом выдавил:
– А как же ты сам без машины? . – Вот тут-то и зарыта собака! Я дарю ему машину, но он, как дипломат, должен ответить сход- ным даром. А ничего иного, как оставить мне свой «кадиллак», он не может.
Настал момент истины!
Кадровик побелел, как бумага, и, перейдя на шопот, спросил:
- Ты с кем-нибудь уже советовался? Говорил кому-либо?
- Что ты… С тобой – с первым. Мы же столько лет знаем друг друга. Только с тобой! Ни с кем!..
Выдохнув, кадровик продолжил:
- Выкинь из головы! Я тебя давно знаю и очень хорошо отношусь.. Поэтому - забудь и никому ни звука! Ты же просто не представляешь, что с тобой наши шефы сделают! Измордуют, уволят "с волчьим билетом"… Если не хуже… И вообще…
Обед ему был явно испорчен. Я понял, что пошутил не так и не с тем. Таким же шопотом объявил, что всё понял, что очень ему благодарен, что из головы всё выкинул и там ничего не осталось. Он немного успокоился.
На моё счастье, он действительно был порядочным человеком и, хорошо относившись ко мне, никому ничего не сказал о моих «рваческих наклонностях». Обошлось без осложнений. Тем не менее с подобными шуточками в таком обществе я из соображений личной безопасности «завязал».
* * * * * *
О великих, но простых
Несколько эпизодов, касающихся так называемых «партийных выдвиженцев», на-равлявшихся «на укрепление кадров» в самые разные организации. Мне довелось достаточно близко общаться с несколькими из них.
Наиболее тесным и длительным было общение с моим непосредственным шефом Е. в Диплома- тическом агентстве МИД'а. Когда-то он занимал довольно высокий пост в областном комитете партии, затем быд секретарём парткома нашего посольства в Китае, после чего стал считаться «дипломатом». Вместо обычных четырёх лет он пробыл там всего лишь два года (изгнан послом вследствие полного неуважения со стороны сотрудни-ков). По возвращении в Ленинград был назначен Дипломатическим агентом МИД’а (как «опытный дипломат»). Образование – железно- дорожный техникум в конце 1930-х годов и заочная Высшая партийная школа в период работы в обкоме; знание языков – косноязычный русский канцелярский язык (выражался двадцатью-трид- цатью словесными штам-пами). Контактов с иностранными дипломатами старался избегать, боясь ляпнуть что-либо не так и попасть в опалу у партийного руководства.
Одно из таких любимейших клише – «Как договорились!». Однажды я поозорничал. Стоим своей группой на каком-то приёме, подходит Е. и спрашивает меня:
- Как с тем вопросом?
- С каким?
- Ну, с тем, который мы ообсуждали.
- А который вы имеете в виду?
- Ну. тот самый.
Так и не поняв, о чём идёт речь, отвечаю на его языке:
- Как договорились.
- Вот и хорошо. Так и действуй.
Отошёл вполне удовлетворённый. Все кроме него, поняв ситуацию, расхохотались. Правда он, видимо, что-то понял. Но совсем не то. Так я и не знаю, что.
На всякие малоприятные разговоры (в-основном о различных инцидентах) с иностранными кол- легами я старался подставлять его (чтобы не оставлять у них неприятного осадка от общения со мной), а делать им внушения он любил, ощущая себя партийным руководителем и защитником советских интересов. Когда он принимал сам, то я ассистировал, помалкивая. «Воспитывая» генконсула США по поводу участившихся нарушений правил дорожного движения его сотрудни- ками, долго-долго говорил об этом, потом, за-быв тему, переключился на другую. Генконсул ему говорит:
- Г-н Е., мы же не об этом говорим.
- А я об этом. И извольте слушать меня.
Как-то принимая какого-то генконсула по «приятному» вопросу, Е. решил придать беседе тёплый и лирический характер. Подвёл гостя (генконсул уже лет пять работал в Ленинграде) к окну, выходившему на набережную Кутузова и приступил:
- Вот видите, г-н генконсул, Нева…
- Да, очень большая река.
- А вон там Петропавловская крепость…
- Да, очень красивый вид из ваших окон.
- А видите, по Неве какие льдины плывут?
- Да, весна уже…
- А на льдинах птицы катаются… Чайки там… Вороны… А когда проголодаются то прямо из воды рыбу ногтями (Sic!) хватают.
Как-то Е. в течение трёх дней сопровождал какую-то делегацию - официальные визиты, Эрмитаж, Петродворец, балет и т.п.; словом обычная программа. Появившись на работе, пожаловался на усталость. Рассказывая о программе, упомянул посещение балета. Я спросил, что давали в этот вечер. Он отвечает:
Однажды звонит мне и просит зайти. Захожу. Смдит насупленный, озабоченный и спрашивает про одного из коллег:
- А что Ю.Ф. так себя ведёт?
- А что случилось?
- Да, ты понимаешь… Я с ним разговариваю, а он парирует.
- Что возражает что ли? Спорит?
- Да нет… Я же говорю – парирует.
Стараясь выяснить, что же имеется в виду, захожу с другой стороны и спрашиваю:
- А в какой хоть форме парирует? Грубо?
- Да нет… Вежливо… Но я говорю, а он парирует.
Поняв, что тут ничего не добиться, и желая разрядить атмосферу, говорю:
- Не волнуйтесь, я сейчас сам с ним разберусь. Не берите в голову…
Поднимаюсь на четвёртый этаж, где сидят Ю.Ф. и третий наш коллега, делаю лицо сурового начальника и грозно рычу:
- Ю.! Ты кончай в разговорах с шефом парировать! Понял?
Оба коллеги ошарашенно смотрят на меня, ничего не понимая (как, впрочем, и я). Объясняю и спрашиваю у виновника:
- Ты был сегодня у Е.? О чём хоть говорили?
- Был. Да, как обычно, ни о чём. О чём с ним вообще говорить можно?
- Я тоже не знаю, но очень обижен, что ты всё время парируешь. Что он под этим подразумевает, я не понимаю, но ты уж, пожалуйста, больше не парируй.
Посмеявшись, долго анализировали беседу Ю.Ф. и Е., пытаясь понять, что же он всё-таки имел в виду, но так и не поняли.
Коронным же его выступлением был пересказ "закрытой" (только для весьма узкого круга) лекции о международном положении вскоре после ввода наших войск в Афганистан. Вернувшись из обкома партии, где была лекция, собрал весь дипсостав у себя в кабинете, запер двери и начал:
- Вот мы, хоть и читаем газеты, мало что знаем о положении в Афганистане. А там такие пробле- мы, что мы тут и не подозреваем – национальные.
Как опытный оратор выдержал паузу; все насторожились, прислушиваясь – может, что-то инте- ресное скажет… И сказал:
- Понимаете ли, мулы… (произнёс с одним «л» и ударением на «у»!).
Пауза…
- Но главное в том, что они почему-то крайне религиозно настроены! (Sic!).
Только тут до нас дошло, что он говорит не о четвероногих скотинах, а об исламистских служителях культа. Тишина наступила гробовая. Все уткнулись носами в стол, боясь встретиться взглядами и расхохотаться. Удержались. Но выйдя, отсмеялись от ду-ши.
Поскольку подобные перлы он выдавал часто и регулярно, я стал приходить на совещания с блокнотом и делать пометки (не запомнить же всё, что он ляпал!). Е. это очень понравилось и он неоднократно ставил меня в пример другим сотрудникам:
- Вот, видите, В.А. – мой заместитель, опытный человек, языки знает, а не стесняется записы- вать. Потому, что это важно! А вы, что? Себя умнее считаете?
Знал бы, что я записываю! Мне же с товарищами надо было поделиться.
* * * * * *
В том же здании находилось Управление по обслуживанию иностранных представительств (УПИП) - ремонт и отделка зданий, сантехнические работы, обеспечение переводчиками, шофёрами, горничными и т.п. Директором был некий В. – из той же «обоймы», что и Е. Ранее он побывал председателем районного исполнительного комитета, директором треста бань и прачеч- ных, а после отлучения от работы с дипломатами - генеральным директором объединения «Реставратор». Словом, «мастер на все руки», но ничего не умеющий (только быть начальни- ком). Такой же серый, но в отличие от Е. был человеком незлобивым и доброжелательным. Откалывал такие же номера.
* * * * * *
В партийно-советских коугах считалось необходимым «хорошим тоном» именовать всех выше- стоящих руководителей (даже в третьем лице) только по имени имени и отчеству. Ни в коем случае не по фамилии. А основную партийную газету – называть только «центральным органом» (сохрани господь, сказать просто «Правда»!).
Когда в 1982 году в стране началась кампания по укреплению трудовой дисциплины, В. устроил по этому поводу профсоюзную конференцию (большинство присутствовавших составляли совет- ские сотрудники генконсульств; практически все – с высшим образованием). Доклад решил де- лать сам.
Неожиданно минут через пятнадцать после начала конференции ко мне в кабинет входят две пе- реводчицы – очень интеллигентные молодые женщины, окончившие филологический факультет университета. Обе возбуждённые, раскрасневшиеся, какие-то взъерошенные… Говорят:
- Можно мы у вас немножко посидим, отдышимся?..
- Да, ради бога. Хотите кофе?... А почему вы не на конференции?
Начинают неудержимо, почти истерично хохотать. Немного успокоившись, отвечают:
- Всё! Кончилась конференция! Все расползлись…
- А в чём дело? Что так быстро и почему «расползлись»?
Задыхаясь от смеха, дословно пересказывают первый абзац доклада своего директора:
«Партия начала борьбу за укрепление трудовой дисциплины и порядка на предприятиях. Готовясь к конференции, я решил лично посмотреть, как обстоят дела а нашем Управлении. Захожу я в женский, извините, туалет и что же я вижу? Прямо посередине лежит смятый и использованный цен- тральный орган! До каких же пор мы будем терпеть такое?!!».
Конференция была начисто сорвана. В тот день я этот рассказ слышал не менее десятка раз от разных людей. День стал для всех праздничным – просто «День смеха» какой-то!
В другой раз он по неграмотности выдал такое, что руководимое им Управление и наше Дипагентство несколько часов не работали. Но получилось настолько неприлично, что никакая бумага не выдержит.
Партийно-с(о)ветский этикет
Нечто подобное имело место и в период работы в Дипагентстве. В связи со смертью президента Чехословакии Людвика Свободы в генконсульстве был объявлен траур и открыта книга для за- писи соболезнований. Моего шефа Е. и меня предупредили, что от имени города поедет выра- жать соболезнование первый секретарь обкома партии, член политбюро ЦК Романов (то есть самое распронаиглавнейшее лицо в Ленинграде и области) и попросили быть в генконсульстве к его приезду. Мы договорились об этом с генконсулом и поехали. По протоколу генконсул ожи- дал почётного посетителя на верхней площадке внутренней лестницы, а мы с Е. и заведующим международным отделом обкома ждали на улице у входа. Милиция перекрыла всю Тверскую улицу – ни одной машины, ни одного прохожего. Подъезжает кортеж – шесть первых лиц города, каждый в своём лиму-зине. В первом – Романов. Выходит, смотрит на нас, оценивает обстанов- ку. Ясно виден ход его мыслей: обкомовец – свой, Е. – из МИД’а, а тот, незнакомый (то есть я), – наверно, чех. Значит с ним надо здороваться с первым. Так и поступает: сначала со мной, по- том с Е., потом со своим. Е. даже судорога повела. Но, ничего не поделаешь – Романов лучше знает, с кем сначала здороваться. Остальные пятеро (второй секретарь обкома, первый секре- тарь горкома, председатели гор- и облисполкомов, командующий военным округом) знали меня, но «делай, как начальник!»… И делали. Я полагал, что к концу этой процедуры у Е. от ревности инфаркт будет, но так просто он это не оставит.
И точно: дня через три сидим у него в кабинете, обсуждаем какие-то дела. Затем долгая пауза. Чувствуется, что хочет что-то сказать, но не знает, как начать. Наконец, рожает:
- А Григорий Васильевич (Романов) у чехов в каком хорошем настроении был!
Думаю: дурак ты! Какое там (хотя бы внешне) могло быть хорошее настроение, ведь соболезно- вать по поводу смерти приезжал…
После следующей паузы:
- А с тобой-то как приветливо поздоровался…
Я сладким голосом поддерживаю интимную беседу (внутренне корёжась от собственного лице- мерия):
- Так он вообще человек очень приветливый.
Наконец, Е добирается до главного:
- А ты что, с ним раньше встречался?
Скромно и сдержанно отвечаю (не уточняя, что только по телевидению и издали):
- Приходилось, и не раз.
Всё! Точное попадание в «десятку»! Недели две «прогибался» передо мной (ярко выраженная холуйская психология). Потом постепенно успокоился.
* * * * *
Пока всё, но при выражении интереса может быть продолжено.
Обязательно продолжайте, Вадим Аркадьевич. Ваши лекции на МО помнят. Молодым преподавателям, которые слушали курс Ваших лекций, рассказы очень пригодятся в работе со студентами. Уверяю Вас, что эти рассказы, они читают с большим удовольствием. Пишите, и нам это интересно очень. Мама одной из Ваших учениц.
Субботним утром 11 сентября 1983 года у меня дома раздался телефонный звонок и незнакомый мужской голос попросил незамедлительно приехать в Управление КГБ по срочному делу, суть которого будет изложена по прибытии. Будучи весьма заинтригован-ным необычной просьбой, я порадовался, что не успел уехать за город, и немедленно от-правился на Литейный проспект.
Один из руководителей Управления сообщил, что около часа назад в дачной местности на Карельском перешейке задержан сотрудник генерального США, извлекавший из тайника пакет с секретными материалами.
Буквально через нескодько минут этот «дипломат» был доставлен в город. Им оказался вице-консул Лон Дэвид Аугустенборг. Из доклада руководителя оперативной группы, осуществившей захват, стало известно, что Аугустенборг, выехавший за город с женой и полуторагодовалой дочерью, якобы, для отдыха на даче, неожиданно отправился обратно и приостановился между двумя посёлками в пустынном месте для изэятия заготовленной для него «посылки». Примечательно, что сам он, видимо, не желая рисковать, послал свою жену – Дениз – для извлечения пакета, а сам остался в автомашине. Хотя эта операция длилась считанные секунды, тем не менее оперативные работники сумели захватить с поличным «отдыхавшую» супружескую чету, использовавшую собственного ребёнка в качестве прикрытия. О «мужестве» и моральном облике американского разведчика говорит то, что он попытался покинуть место происшествия, оставив супругу с компрометирующим свёртком в руках контрразведчиков. Однако, попытка побега не удалась.
При осмотре содержимого пакета в нём была обнаружена сугубо секретная информация, касавшаяся военно-морского флота СССР. Чтобы случайные прохожие не подобрали пакет, он был замотан в грязную промасленную тряпку. В ходе беседы в здании Управления КГБ Аугустенборг, выглядевший весьма подавленно, мрачно молчал и на вопросы не отвечал. Да, собственно, и что тут скажешь? Как говорится, «товар – лицом». Внешний вид и состояние жены были не лучше. Обстановка несколько разряжалась только их маленькой дочкой, ничего не понимавшей, весело бегавшей по кабинету и с аппетитом жевавшей принесённые бутерброды, запивая их лимонадом. Родителям же было не до еды, несмотря на предложение.
После наших докладов в Москву руководством МИД’а и КГБ в течние получаса было принято совместное решение о выдворении «дипломата» из СССР. Получив соответствующие указания я проинформировал генерального консула США и попросил приехать для передачи его бывшего сотрудника «из рук в руки». Не менее примечательно и то, что генконсул и его заместитель оказались в субботний день на рабочих местах, что было очень необычно для их режима работы. Вполне вероятно, что они знали по проводив-шейся акции и ожидали её результатов, которые оказались несоответствующими надеждам.
По приезде генконсула ему, по поручению МИД СССР был выражен решительный протест по поводу действий вице-консула Аугустенборга, «несовместимых со статусом дипломата». Поскольку возразить было нечем, генконсул обещал проинформировать государственнй департамент США о происшедшем. Что касается «главного героя», то ему было предложено покинуть пределы СССР в течение недели (что для подобных ситуаций является весьма гуманным сроком: как правило, предоставляется лишь 2-3 дня), а пока находиться только в своей квартире или же в местах, пользующихся правом экстерри-ториальности, то есть в здании генконсульства или в резиденции генконсула.
Любопытно, как вели себя американские дипломаты, прибывшие за «багажом»: генконсул был чрезвычайно взволнован и напряжён, говорил сбивчиво и даже попросил подвезти его до резиденции (свою машину он отдал задержанному), так как с трудом мог идти самостоятельно (он страдал «болезнью Паркинсона»). Его заместитель – консул Николас Бураков (русский по происхождению, сын ставшего невозвращенцем бывшего командира Красной армии) – был гораздо спокойнее. Очевидно, он был лучше психологически и профессионально подготовлен к подобным ситуациям и обдумывал, кем бы заменить Аугустенборга на всех направлениях его работы.
После отъезда американцев мне оставалось только поздравить оперативных работников с успехом, а затем – «теперь об этом можно рассказать» - мы выпили по рюмке за удачу и отправились по своим рабочим местам готовить подробные отчёты для Москвы.
* * * * * *
В ближайший же рабочий день Дипагентство направило генконсульству США официальную ноту с протестом против злоупотребления Аугустенборгом дипломатическим статусом и объявлением его «персоной нон грата». Одновременно из МИД’а была послана аналогичная нота в посольство США. В центральных и ленинградских газетах были опубликованы краткие информационные сообщения ТАСС. Официальные ответы американской стороны, естественно, не последовали. В частной же беседе генеральный консул обратился ео мне с просьбой «не поднимать излишний шум в средствах массовой информации вокруг столь прискорбного случая». Такая реакция расценивается как полное признание своей виновности. Да и как можно было отрицать очевидные факты?
Спустя неделю, отклоняясь от принятых норм дипломатического протокола (а правильнее ска- зать, соблюдая их для подобных обстоятельств), никто из сотрудников Дипагентства МИД СССР в Ленинграде бывшего «коллегу» в аэропорту не провожал.
А ещё через несколько дней меня пригласили на просмотр оперативного видеофильма о захвате Аугустенборга. Эти кадры включены в первую серию документального фильма «Щит и меч» об истории и деятельности органов государственной безопасности, показанного по петербургскому телевидению в связи с восьмидесятой годовщиной ВЧК.
К сожалению, отсутствовала на Сайте в период, когда Вы все это излагали. Сейчас целый час провела в чтении Ваших опусов. Великолепно! Про "радикально настроенных мулов" - прямо готовый анекдот.
Но Вас нет уже с месяц - Вы больше не расскажете ничего? Вопросы есть!
Искренне, Тэя
__________________ Тот, для кого законы "прописываются", а факты - "озвучиваются", не живет своей жизнью. Разве что ее проживает.
Лет семь назад (в 2007 г.) мне довелось разговаривать "в курилке" на эту же тему с одним из бывших контрразведчиков (подполковник запаса), который в то время работал заместителем начальника службы безопастности одной из немецких фирм, обосновавшихся в Питере. Он все 25 лет службы "пронаблюдал" за работниками консульства США и жителями дома в упомянутом переулке... Интерес западных спецслужб к таким промышленным и научным центрам, как Ленинград , Москва, приморским и прибалтийским городам понятен... А что делали (и делают) работники "молчаливого подвига" и герои "о которых в газетах не пишут" в маленьких российских городах, где иностранцев никогда, даже и по сей день, не видели? Поскольку мы были достаточно давно знакомы, я задал ему вопрос, который мне был интересен - сколько реальных "шпионов" было поймано контрразведчиками "за все время его службы, за все 25 лет его беззаветного служения Отечеству"? И ответ был - одного. И рассказана эта же история, только с уровня человека, ведущего наружное наблюдение или сидящего в "будке" у консульства... Поразила меня тогда "микроскопическая эффективность" огромного "аппарата" существующего за счет бюджета...
- У нас преподаватель живет в коммуналке на Суворовском - О, так это круто, такая квартира дорого стоит! - Ага, круто! Все равно как ездить на трамвае, он тоже 14 миллионов стоит.
Октябрь — месяц грусти и простуд, а воробьи — пролетарьят пернатых — захватывают в брошенных пенатах скворечники, как Смольный институт. И вороньё, конечно, тут как тут.
Валентина Матвиенко в бытность губернатором Санкт-Петербурга на заседании Правительства города изрекла: «В XXI веке сбивать сосули ломами — это уже, извините меня, каменный век. Надо найти другой способ. Так, чтобы можно было срезать лазером, горячим паром». С той поры «сосули» прочно вошли в лексикон питерцев, а так же всякие «одуваны», «лари», »ложи-ножи-вилы» и прочие «Куси мамы». Невозможно было не вдохновиться:
Срезают лазером сосули, В лицо впиваются снежины. До остановы добегу ли, В снегу не утопив ботины?
А дома ждет меня тарела, Тарела гречи с белой булой; В ногах — резиновая грела, И тапы мягкие под стулом.
В железной бане — две селеды, Торчат оттуда ложа с вилой. Есть рюма и бутыла с водой, Она обед мой завершила.
?
