Каждый, кто переезжал из коммуналки в отдельную квартиру, кто обладает «памятью сердца» (Батюшков) касательно и сюжетов вполне земных (впрочем, полагаю, в советской действительности квартира — вещь космическая и жизнеопределяющая, только в нашей реальности могла быть написана Юрием Трифоновым повесть «Обмен» — подлинная «трагедия о квартирном вопросе»!), знает и помнит: получившие квартиру избранники судьбы в течение месяцев, а то и лет живут только ею. Нынче нередко говорят и пишут с некоторым даже томлением и нежностью о коммунальных квартирах, о милой дружбе с соседями, исчезнувшей доверительности между людьми, будто некогда крепнувшей на коммунальных кухнях. Думаю, это либо привычное заблуждение людей, путающих радость молодости с радостью от обстоятельств, в которых молодость протекала, либо наглое вранье, либо — самое скверное — привычка к скотской жизни и порожденное ею недоверие к цивилизации. Кому приходило в голову удивляться и тем более печалиться, что в гостинице приходится делить номер с кем-то посторонним (а то и посторонними)? «Поселили, спасибо большое!» Большевики возвели нищету и скученность (в которой до революции жили лишь совершенно падшие, неимущие и жалкие люди) в ранг добровольного царства социального равенства. Людей заставили верить, что если двадцать жильцов пользуются единственным унитазом и для этой цели стоят в очередях, то это естественно и хорошо, что недействующая, отсутствующая ванна или ванна, в которой чаще стирают, чем моются, — в порядке вещей, что восемь хозяек в одной кухне вовсе не нонсенс, что неизбежные при такой тесноте злоба и мерзостные скандалы, превращающие людей в голытьбу, — нормальный быт. Только в тюрьме человек принужден видеть одни и те же, и притом чужие, лица. И эта невольная скученность — разве не она поспешествовала тому, что люди отвыкали быть личностями, ощущали себя именно стадом, где от каждого по отдельности решительно ничего не зависит! Не верьте в поэзию и тепло коммуналок, в миф, так отточенный фильмами, снятыми чаще всего теми, кто в коммунальных квартирах сроду не жил. Коммунальная квартира — одно из самых унизительных созданий советской власти, а любовь к ним — следствие разрушенного большевиками сознания людей, которых заставили незаметно потерять чувство собственного достоинства. А если кто и вспоминает коммунальную квартиру добром, что же, ведь и о годах войны и даже неволи порой рассказывают без печали — там выковывалось мужество, проходила юность. Но ведь это не значит, что война или неволя сами по себе хороши. Ганс Фаллада назвал свой знаменитый роман — «Кто раз отведал тюремной похлебки». Людей с испуганным, репрессированным сознанием тянет назад — в привычную неволю. Народу-богоносцу все время навязывают «соборность», а не проще ли вспомнить название пьесы Льва Толстого «Власть тьмы»? И этот дремучий, обращающий людей в затравленное стадо кошмар не ведавшие коммуналок писатели и режиссеры позволяют себе поэтизировать! В новой квартире была одна беда — отсутствие телефона. Мне случалось уходить достаточно надолго, и я привык постоянно звонить маме, чтобы всегда знать, все ли с ней в порядке. Что говорить, чувствовала она себя плоховато, я смертельно боялся, да и она постоянно беспокоилась обо мне. Эта «телефонная пуповина» нас так долго спасала, а теперь — долгие часы без меня и в абсолютном одиночестве! Телефон поставили только через год, и это, пожалуй, было не меньшим счастьем, чем квартира. Но есть и своя прелесть в квартире без телефона. Когда мы с мамой дома, никуда уже не надо идти, можно безмятежно жить до завтра. Ничего не произойдет, новостей не будет. Какая-то средневековая защищенность. Спокойно можно работать, читать, смотреть телевизор или ковырять в носу — на телефонную болтовню не уходит времени. К тому же я стал получать и писать письма — забытое состояние души! Правда, вскорости я нашел в почтовом ящике новую повестку в военкомат: это замечательное учреждение пылко и оперативно реагировало на перемещение своих клиентов в пространстве. Мне было тридцать пять, но я трусил, как в семнадцать, — боялся, призовут на какие-нибудь ужасные сборы. Опять заставили таскаться по врачам. Самое удивительное, на этот раз я снова получил «белый билет» — стал «полностью негодным» при тех же хворях, при которых какое-то время считался «ограниченно годным». Видимо, разнарядки менялись. Это я сейчас пишу, стараясь иронизировать, тогда был липкий отроческий страх. И когда меня после пятидесяти вызвали в военкомат, естественно, для окончательного снятия с учета, я так и не пошел: было страшно вновь переступать этот порог. Так и не снялся с учета по возрасту. Почти каждый день мы с матушкой ходили в магазины. Тогда это не требовало больших средств, покупать большей частью было нечего, но доставляло наслаждение болтаться по хозяйственным лавкам, присматривать занавески, полочки, всякую домашнюю дребедень, а иногда и возвращаться с добычей — чаще всего с пластмассовым флаконом «Бодузана» — единственной иногда продававшейся у нас пенки для ванн, поставлявшейся из ГДР. К ванне не мог привыкнуть: даже торопясь к первой утренней лекции, в лютый мороз, успевал полежать в ванне и чувствовал себя на улице хоть и мерзнущим, но все же «аглицким» джентльменом. Отдельная квартира глубоко переменила жизнь. Прожив двадцать два года в послевоенных коммуналках, понял: самое в них страшное то, что их считают нормой. До войны даже в Москве строились дома, заранее рассчитанные на «коммунальное заселение», не говоря об идиотских «домах-коммунах» с общими кухнями и прочим бредом, прозванных «слезами социализма». И чувство собственного достоинства, которое (нередко и впервые) возникало у человека в отдельном жилье, мешалось с ощущением вечной неловкости перед теми, кто еще оставался в коммуналках, и тем более перед теми, кто так и умер в них.
Воспоминания О XX Веке. Книга Вторая. Незавершенное Время. Imparfait Михаил Герман
__________________ Я враг нечестью, идолам и сквернам,
Не прятался я в замковых стенах —
Достойно нес доспех на раменах,
Грозя драконам, гидрам и вивернам.
Открываешь эту дверь – и попадаешь в типичную советскую коммуналку прошлого века. Коридор с зелеными стенами, с детскими ванночками и санками. Обшарпанные двери ведут в комнаты. Ты еще не знаешь, что там увидишь, когда войдешь… В образе коммуналки предстала выставка «Анна Ахматова. Михаил Булгаков. Пятое измерение». Журнал «На Невском» считает, что это музейный шедевр.
__________________ Я враг нечестью, идолам и сквернам,
Не прятался я в замковых стенах —
Достойно нес доспех на раменах,
Грозя драконам, гидрам и вивернам.
Выйдя из учреждения, Исайя Андреевич почувствовал себя как-то неуверенно и в пустоте. И ждал от этого отдыха, и планировал, но планировал он его, во-первых, с утра, а во-вторых, не с пятницы, а с понедельника; и теперь, оказавшись на улице, немного растерялся. Сыро было на улице и неуютно, и непонятно было — пойдет ли сейчас дождичек или, наоборот, солнце выглянет. Выглянуло: стало вокруг ярче, светлее. К этому времени и рюмочка коньяку стала действовать: разлилась, согрела да еще и изнутри осветила в придачу к солнышку. А что осень... Так что — осень? Любил Исайя Андреевич всякое время года — любил и осень. А раз уж так случилось, что Исайя Андреевич вышел на заслуженный отдых в пятницу, а не в понедельник, то подумал он, что неплохо бы, вне плана, навестить двоюродного брата, жившего на Васильевском острове, уже давно персонального пенсионера и члена совета старых большевиков, а перед тем, как отправиться на Васильевский, Исайя Андреевич взял в винном магазине бутылку сладкого вина «Кагора»: очень любил Исайя Андреевич это вино. Приехав на Васильевский остров, Исайя Андреевич поднялся к своему брату на третий этаж и позвонил коротенькими звоночками три раза: квартира была коммунальная, и звонок был один на всех. Дверь открыл брат Александр Иванович. Брат был двоюродный и отчество имел отдельное. В отличие от Исайи Андреевича он был высок, костист, самоуверен, тверд характером и имел свою точку зрения. — Здравствуй, Шурочка! — робко приветствовал брата Исайя Андреевич и, вытянув вперед бутылку, показал брату, что у него было. — Ишь ты! — удивленно сказал Александр Иванович. — Что это? Не замечал за тобой. В пятницу?! Что стряслось? — Не стряслось, Шурочка, а случилось. Случилось, Шурочка! — радостно приговаривал Исайя Андреевич, проходя в прихожую и с трудом совлекая с плеч узенький кремовый, купленный в детском отделе плащик. — Случилось, Шурочка, сбылось наконец-то! — Что, на пенсию вышел? — догадался Александр Иванович, пропуская двоюродного брата вперед и строго на него глядя. — На пенсию вышел? Чему ж ты рад? — Александр Иванович надел очки в тонкой серебряной оправе, еще строже посмотрел на Исайю Андреевича и снова повторил: — Так чему ж ты рад? — Как же, Шурочка, не радоваться? — удивился Исайя Андреевич. — Я ведь об этом чуть не полгода мечтал. Все разные мечты, планы строил. Александр Иванович несколько раз иронически похмыкал, шевеля тонкими белыми губами. — Чудак ты, — сказал он. — Ну садись. Вот сюда, в кресло: тут поудобней будет. Что это у тебя? Исайя Андреевич с гордостью обеими руками протянул ему свой адрес. — Вот — ценили меня, преподнесли памятные подарки. Вот — и часы с гравировкой.
__________________ Я враг нечестью, идолам и сквернам,
Не прятался я в замковых стенах —
Достойно нес доспех на раменах,
Грозя драконам, гидрам и вивернам.
Рассказать мне осталось немногое, но очень памятное. Через кого-то из моих приятелей мне стало известно, что Доброклонские завели таксу, названную Манишкой, потом появилась еще Манжетка. Скоро было уже три поколения такс. Одного щенка, которого выпросили какие-то знакомые, Доброклонские выкупили назад, так как те с ним плохо обращались, и его едва удалось выходить витаминами, диетой и мазями. Завели еще кошек, которые отлично дружили с таксами.
В этом я сам как-то убедился. Зимой, в середине 1950-х годов, я зашел к Михаилу Васильевичу за какой-то книгой. Входная дверь в квартиру оказалась приотворенной. Я решил, что это сделано нарочно, чтобы мой звонок не обеспокоил отдыхающую Олимпиаду Дмитриевну. Я доложился по телефону, что зайду, совсем незадолго до этого, из вестибюля Центрального исторического архива.
Вошел в прихожую и навсегда запомнил открывшуюся картину. Перед открытыми дверцами топящейся печки на коврике лежала, правильнее всего сказать, «запеканка» из такс и кошек. Их было, верно, по пятку каждого народца, и они совсем перепутались. Где чьи лапы, где чьи хвосты, – разобрать при этом освещении я не мог. Услышав стук двери и мои шаги, одна из длинноухих головок поднялась и лениво тявкнула раз-другой, потом упала на прежнее, очевидно, удобное и нагретое место.
На этот звук вышел в прихожую Михаил Васильевич, осветил комнату, запер входные двери, просил меня снять пальто и пригласил в кабинет. Когда я сказал, какое сильное впечатление произвело на меня лежбище перед печкой, он ответил:
– Да, они живут так дружно, как немногие люди даже в Академии художеств и в Эрмитаже. Не говоря о коммунальных квартирах. У них точный рефлекс: если человек входит без звонка, они только подают знак: тут, мол, пришли. А если со звонком, то сразу весь табор рассыпается, и все псы хором лают, сгрудившись в грозную стаю. Есть, конечно, и тут вздорные характеры, но Манишка умеет навести порядок. Лучше, чем я в своем отделении на кафедре…
__________________ Я враг нечестью, идолам и сквернам,
Не прятался я в замковых стенах —
Достойно нес доспех на раменах,
Грозя драконам, гидрам и вивернам.
Из книги Анастасии Вепревой и Романа Осминкина «Коммуналка на Петроградке»:
«1 сентября. Осминкин пишет:
Наконец-то выяснился хоть один неоспоримый плюс проживания в коммуналке. Сын соседки Оксаны, Стасик, сегодня выступал перед всей школой на линейке и без капли застенчивости читал в микрофон приветственное слово от учеников начальных классов к учителям и родителям. Отвечая на похвалы, мол, какой смелый у вас мальчик, Оксана со свойственной ей прямотой отвечала: «Ну какая уж тут смелость, он у меня в семикомнатной квартире с малолетства среди разных чужих взрослых ошивается, такого навидался-наслышался, что мама не горюй». А ведь и вправду, места общего пользования в коммуналке, особенно огромная на три окна кухня, для ребенка вполне себе представляют публичную сферу, куда он попадает из приватного пространства комнаты, из родительского очага во взрослый мир приключений. И если в школе на тридцать учеников один взрослый учитель, то здесь наоборот, на четырнадцать жильцов всего два ребенка, которые обладают теми же правами на туалет, ванную и, конечно же, на игру в прятки в закутках безразмерного коридора».
Приобрести книгу можно на сайте «НЛО».
__________________ Я враг нечестью, идолам и сквернам,
Не прятался я в замковых стенах —
Достойно нес доспех на раменах,
Грозя драконам, гидрам и вивернам.
Анастасия Вепрева, Роман Осминкин: «Коммуналка на Петроградке». Хроники одной квартиры.
Художница Анастасия Вепрева и поэт Роман Осимкин поселились в коммунальной квартире в центре Петербурга и происходящее там стали описывать в Facebook. Впервые «Коммуналка на Петроградке» была представлена в виде пьесы fringe-программы фестиваля молодой драматургии «Любимовка-2019». В 2021 году из пьесы и записей родилась книга, написанная в смешанном жанре, — это одновременно личный дневник, публичный блог, художественная проза, документальный театр и этнографическое исследование. «Сноб» публикует отрывок из текста, выходящего в начале февраля в издательстве «Новое литературное обозрение».
__________________ Я враг нечестью, идолам и сквернам,
Не прятался я в замковых стенах —
Достойно нес доспех на раменах,
Грозя драконам, гидрам и вивернам.
__________________ Я враг нечестью, идолам и сквернам,
Не прятался я в замковых стенах —
Достойно нес доспех на раменах,
Грозя драконам, гидрам и вивернам.
__________________ Я враг нечестью, идолам и сквернам,
Не прятался я в замковых стенах —
Достойно нес доспех на раменах,
Грозя драконам, гидрам и вивернам.
Коммуны Ленинграда. Из путеводителя по Ленинграду 1930 года.
Существуют три типа коммун (рабочие, студенческие и военные). Состав рабочих и студенческих коммун главным образом комсомольцы.
Бытовые коммуны.
Коммуна является новой формой быта, построенного на коммунистических началах. Она создает условия общежития, воспитывающие коллективные навыки. Регламента для коммун и общежития нет. Они возникают по почину трудящихся, вырабатывающих устав для своей организации. В уставе обычно предусматриваются политическая позиция коммуны, порядок управления ею, распределение труда коммунаров, распределение комнат, подбор членов, что именно обобществляется и пр.
Стопроцентные коммуны.
Первая бытовая коммуна - Коммуна рабочая, в ней объединены рабочие 9 ленинградских заводов (Кр. Путиловца, Кр. Треугольника, Скорохода, Пролетарской Победы, Кр. Знамени, Госзнака и др.). Коммуна организована в 1929 г. и в настоящее время насчитывает 28 членов.
Коммуна фабрики им. Свердлова. Коммуна комсомольская, состав членов коммуны 27 чел.,-10 девушек и 17 парней. Коммуна организована в начале 1929 г.
Коммуна ф-ки им. Володарского существует с 1929 года. В коммуне 12 человек. Коммуна комсомольская, организовалась из производственной коммуны.
Коммуна Трампарка имени Скороходова организовалась в январе 1930 г. Организационное ядро коммуны - 14 чел.Теперь коммуна разрослась до 20 чел. Коммуна чисто комсомольская, стопроцентная, но вне зависимости от заработка. На личные расходы коммунарам оставляются 10 р. в месяц.
Коммуна рабочих Электроаппарата. Коммуна организовалась в день шестой годовщины смерти В.И. Ленина. Состав коммуны - 20 ч., все партийцы и комсомольцы.
Коммуна "Новый Путь" (коммуна молодых педагогов, окончивших Педвуз им. Герцена). Коммуна организовалась в 1929 г. Большинство членой коммуны - партийцы и комсомольцы. Основное ядро коммуны проводит принцип полного обобществления заработка и инвентаря.
Коммуна ТРАМа организовалась в 1928 г. Члены коммуны - работники Театра Рабочей молодежи. Коммуна чисто комсомольская.
Коммуна ф-ки им. Халтурина организовалась в день шестой годовщины смерти В.И. Ленина. Состав членов коммуны - 20 ч., все комсомольцы.
Рабочие процентные и паевые коммуны
Коммуна завода им. Кулакова организована из ударного бытового ядра комсомольцев. Состав коммуны 12 ч. Пай 50 з.
Коммуна завода "Кооператор", организована в 1929 г., в составе 6 чел., все комсомольцы. В настоящее время коммуна от паев переходит на процентность.
Коммуна ф-ки "Веретено". Состав членов -18 чел.: 16 девушек, два парня. Коммуна комсомольская, в настоящее время от паев переходит в процентность.
Шуваловская коммуна. Объединенная рабочая комсомольская коммуна. Создалась в 1927 г. Состав членов - 80 чел., 50 процентов девушек, 7 семейных.
Студенческие коммуны.
Бытовая коммуна Технологического Института. Состав членов коммуны - 55 чел. Коммуна создалась в сентябре 1929 г. Большинство членов коммуны - партийцы и комсомольцы. В коммуне проводится принцип дифференцированного пая. Со стипендий в 45 руб. в общую кассу вносится 27 р., с 55 руб. - 30 руб. и законтрактованне студенты вносят 35 и 40 руб.
Коммуна Института Путей Сообщения организовалась в октябре 1929 г. Состав членов 123 ч.- 80 проц. комсомольцы и партийцы. В коммуне проводится принцип индивидуального пая. Принимаются меры к превращению коммуны в стопроцентную.
Коммуна Института Гражданских Инженеров создалась в декабре 1929 г. Членов коммуны 174 ч., из них 34 партийца и 65 комсомольцев. Коммуна паевая.
Коммуна "ЭТИ". Коммуна на 90 проц. комсомольская. Членов 188 чел. Организовалась в 1927 г. Коммуна паевая, пай 23 р.
Коммуна Института Народного Хозяйства организовалась в 1929 г., членов коммуны 300 чел., 80 проц. партийных и комсомольцев. Пай 23 р.
Жилищно-бытовая коммуна института Герцена существует с 1924 г. Членов коммуны 40 ч. Большинство комсомольцы. Коммуна паевая.
Коммуна Ленинградского сельхозинститута (Детское Село). Члены коммуны студенты С.-Х. Института. Большинство - комсомольцы. Создалась коммуна в 1928 г. Коммуна 75-процентная. Обобществлены - культотдых, питание и коммунальные расходы.
Студенческая коммуна водников (Политехнического Института). Коммуна создалась в 1923 г. В настоящее время состав членов коммуны 85 ч. В 1923-1924 гг. коммуна была 40 процентная. В настоящее время паевая, пай 25 р.
Коммуна ГИМЗа организовалась в 1929 г. Большинство членов коммуны комсомольцы. Коммуна паевая.
Коммуна химического техникума. Организовалась в 1929 г.
Военные коммуны
Военных коммун в Ленинграде имеется две: дом-коммуна Балтфлота и "Коммуна военных топографов". Первая коммуна паевая, вторая процентная. Члены коммуны - комсостав. Большинство партийны.
__________________ Я враг нечестью, идолам и сквернам,
Не прятался я в замковых стенах —
Достойно нес доспех на раменах,
Грозя драконам, гидрам и вивернам.
ПИВНЫЕ ЛАРЬКИ ЛЕНИНГРАДА (фрагмент из книги Софьи Лурье и Льва Лурье «Ленинград Довлатова», 2016 г.)
В 1970-е годы в Ленинграде было около семисот пивных ларьков. Эти типовые сооружения, напоминающие скворечники, довольно ровно распределялись по всей площади города, образуя сгущения у проходных больших заводов.
Для ленинградских окраин с их безликими многоэтажками ларьки были важнейшей градостроительной доминантой. Там не только пили пиво, но и назначали свидания.
У пьющего городского обывателя мест для проведения досуга с приятелями почти не было. Можно было выпивать на скамеечке во дворе, пронести бутылку в столовую или расположиться на подоконнике в парадной. Большинство так и делало, но это было чревато скандалом. Рюмочные были относительной редкостью, в рестораны и пивные бары попасть было непросто, да и дорого. В результате именно пивной ларек можно было считать ленинградским вариантом английского паба.
Архитектура пивного ларька определялась ГОСТом: «Стены, пол и потолки ларьков, киосков и павильонов должны быть без щелей. Стены, столики, полки и стойки должны быть окрашены краской; прилавки, кроме того, должны были быть покрыты стеклом, мрамором, линолеумом или клеенкой. При наступлении темноты киоски и павильоны должны быть освещены».
Продавалось пиво одного сорта, «Жигулевское». Большая кружка (0,5 литров) стоила 22 копейки, маленькая (0,25) — 11 копеек. Несмотря на то, что в городе работало два пивных завода, выпускавших с десяток сортов пива, в ларьках выбора не было: хочешь пить — бери «Жигулевское». Зимой продавщица всегда спрашивала: «Вам подогреть?». Это был местный обычай, москвичи восхищались. Обычно пиво разбавлялось. Правила торговли гласили: «Распределение работников по местам стоянок торговли прохладительными напитками должно производиться лично директорами торгующих организаций или их заместителями».
Работа в ларьке считалась золотым местом. Дамы, наливавшие пиво, — этакие прожженные тетки, умеющие отбрить пьяного, подавить скандал в очереди, знающие постоянных клиентов. Из семьи курской продавщицы пива вышел первый и последний вице-президент Российской Федерации Александр Руцкой.
Пивные ларьки открывались рано утром, закрывались часам к 9 вечера. Никогда нельзя быть уверенным: открыт ларек или на нем красуется лаконичное «Пива нет», поэтому поход за кружкой «Жигулевского» давал повод для длительной прогулки, и многие вполне достойные ленинградские джентльмены вели на этом пути высокоинтеллектуальные разговоры.
Классическое описание ларька содержится в рассказе Сергея Довлатова «Шоферские перчатки»:
«Пивной ларек, выкрашенный зеленой краской, стоял на углу Белинского и Моховой. Очередь тянулась вдоль газона до самого здания райпищеторга. Возле прилавка люди теснились один к другому. Далее толпа постепенно редела. В конце она распадалась на десяток хмурых замкнутых фигур. Мужчины были в серых пиджаках и телогрейках. Они держались строго и равнодушно, как у посторонней могилы. Некоторые захватили бидоны и чайники. Женщин в толпе было немного, пять или шесть. Они вели себя более шумно и нетерпеливо. Одна из них выкрикивала что-то загадочное:
— Пропустите из уважения к старухе-матери!..
Достигнув цели, люди отходили в сторону, предвкушая блаженство. На газон летела серая пена».
По команде «Повторить» пиво отпускалось без очереди, поэтому у окошка ларька всегда была давка и разговоры на повышенных тонах. Случались и мордобои, когда наглость «повторяющих» выходила за пределы разумного. Разливное пиво наливали и в емкости, принесенные клиентом с собой, чаще всего — в бидоны. Это нередко вызывало беспокойство очереди. Всем казалось, что пиво вот-вот кончится.
Пить пиво можно было по-разному. Летом сидели на газоне, подстелив газетку, или чинно стояли так, чтобы рядом была какая-то горизонтальная плоскость, на которую можно было выложить заранее припасенную дефицитную воблу. Для 80 % клиентов на этом мероприятие и заканчивалось. Выделялись пьяницы, доливавшие в пиво водку, выпрашивающие мелочь. Как писал Довлатов: «Сколько же, думаю, таких ларьков по всей России? Сколько людей ежедневно умирает и рождается заново?».
«Довлатовских» ларьков было несколько: один находился прямо перед выходом из двора его дома, напротив нынешней мемориальной доски писателю. У Холодильного института на улице Ломоносова, 9а стояло еще два ларька. По той же улице можно было дойти до площади Ломоносова и заправиться там. По словам современников, Довлатов с приятелями часто располагался у ларька рядом с цирком или рядом с тем, что описано в «Шоферских перчатках», на углу Белинского и Моховой.
__________________ Я враг нечестью, идолам и сквернам,
Не прятался я в замковых стенах —
Достойно нес доспех на раменах,
Грозя драконам, гидрам и вивернам.
ПИВНЫЕ ЛАРЬКИ ЛЕНИНГРАДА (фрагмент из книги Софьи Лурье и Льва Лурье «Ленинград Довлатова», 2016 г.)
В 1970-е годы в Ленинграде было около семисот пивных ларьков. Эти типовые сооружения, напоминающие скворечники, довольно ровном
Ну тут, я бы сказал, сглажены углы. Как-то я взял материалы комиссии Ленгорисполкома по борьбе с пьянством за 1980 г. и должен сказать, что мне сразу стало ясно, почему Горбачёв стал так рьяно бороться с алкоголизмом сразу после своего прихода к власти.
__________________ Кочуй по джайляу, лети по аулам, степная гортанная песня Джамбула...
__________________ Я враг нечестью, идолам и сквернам,
Не прятался я в замковых стенах —
Достойно нес доспех на раменах,
Грозя драконам, гидрам и вивернам.
ПИВНЫЕ ЛАРЬКИ ЛЕНИНГРАДА (фрагмент из книги Софьи Лурье и Льва Лурье «Ленинград Довлатова», 2016 г.) Продавалось пиво одного сорта, «Жигулевское». Большая кружка (0,5 литров) стоила 22 копейки, маленькая (0,25) — 11 копеек.
Зимой продавщица всегда спрашивала: «Вам подогреть?».
Автор видимо не часто тусовался у пивных ларьков Ленингграда.
Помимо "Жигулёвского" пива иногда, вернее - редко, завозили "Бархотное". 20 копеек за кружку 0,5л. Мужикам не нравилось это пиво.
Продавщица никогда не спрашивала: "Вам подогреть?". О подогреве всегда говорил покупатель.
Добавлю, что кроме процесса "повторить" во время большой очереди был вариант "большую и маленькую".
Маленькая кружка выпивалась залпом у окошка во время налива большой. А вот с большой уже отходили от раздвачи для обсуждения ситуации в Гондурасе с коллегами.
__________________ Я враг нечестью, идолам и сквернам,
Не прятался я в замковых стенах —
Достойно нес доспех на раменах,
Грозя драконам, гидрам и вивернам.
__________________ Я враг нечестью, идолам и сквернам,
Не прятался я в замковых стенах —
Достойно нес доспех на раменах,
Грозя драконам, гидрам и вивернам.
Обычай просто заходить друг к другу сейчас почти не существует. Казалось бы, коммуналки, теснота, трудности с едой, работа по восемь часов в день с одним выходным — какие тут гости! Однако живые контакты были нормой. И если ты заходил во время еды, тебя обязательно сажали за стол, как говорится, угощали “чем бог послал”. А сейчас месяцами, даже годами созваниваются, посылают “мессиджи” и “эсэмэски” и никак не могут согласовать время встречи. Западный обычай встречаться в кафе у нас не приживается, а домашний способ общения остался на уровне званых гостей на дни рождения и юбилеи.
__________________ Я враг нечестью, идолам и сквернам,
Не прятался я в замковых стенах —
Достойно нес доспех на раменах,
Грозя драконам, гидрам и вивернам.