Граф Растрелли-сын представляет между строителями русскими и иностранными, бывшими в его время в России, личность исключительную.
Говоря о Растрелли, необходимо сначала обратиться ко временам Петра Великого, именно ко второму путешествию его. В 1715 году, Пётр Великий уже решил сделать новую столицу не только обширнейшим городом, но и первым портом. С этой целью Васильевскому Острову была выделена самая видная, лучшая часть предполагавшихся сооружений. На исполнение этих планов были употреблены те громадные средства, какими только могла располагать неограниченная власть Государя, который, между прочим, заставил людей наиболее значительных обзавестись жилищами, достойными столицы.
С этою мыслью, дав надлежащие инструкции Меньшикову, Император уехал в 1716 г. в заграницу. В отсутствие Государя многое было или совершенно не исполнено, или искажено и застроено чем-нибудь другим, так что уже не было возможности исправить. Но рядом с неприятностью, которую Государь испытал по своём возвращении, спустя 18 месяцев, он имел удовольствие увидеть много хорошего, сделанного французским архитектором Александром Огюстом Леблоном, который пользовался неограниченным доверием Петра. Но интриги ставили этого художника в положение почти безвыходное: все, что ему ни приходилось начинать, он или не имел возможности окончить, или должен был отказаться от многих своих предположений; постоянно встречая препятствия, он поневоле должен был отступать от задуманного и оправдываться перед Царём.
Главным виновником неудач талантливого строителя, преданного своему делу и Государю, был, несомненно, Растрелли-отец, человек, который купил титул графа в Париже, где он и был приглашён русскими агентами отправиться в Россию, в то время, когда еще Государь только готовился к путешествию; Растрелли-отец прибыл в Петербург в начале весны, когда контракт с Леблоном был подписан Государем, и уже не застал Петра. Государь встретил Леблона проездом по Германии, остался им доволен и рассчитывал, что задуманное дело пойдёт хорошо под руководством такого хорошего строителя, каким был Леблон. Между тем, Меньшиков, не знал, когда вернется Государь, и, рассчитывая на медленность, неизбежную во всяком новом деле, решился не откладывать работ и предоставил их Растрелли. Нанятый техник, по специальности скульптор, оказался, по крайней мере, на словах, человеком, который может сделать все; он с самого начала объявил Меньшикову, что не желает получать даром царские деньги, и торопился начать работы. Меньшиков был рад такому рвению и, вполне доверяя Растрелли, подписывал всякое представление, всякую смету, не спрашивая никаких объяснений. К исполнению раз одобренного предположения Растрелли приступал быстро: так, напр., одновременно им были предприняты постройка дворца в Стрельне и регулирование Васильевского Острова. Работы уже были в ходу, когда приехал Леблон; с первого же шага он понял, что деятельность его парализована участием в работах графа Растрелли, который, напрягал все свои силы, чтобы заинтересовать Меньшикова и заслужить благоволение Государя. Несмотря на все его старания, успех был незначительный, но зато и Леблону пришлось разочароваться в своих ожиданиях.
Этот скульптор Растрелли был отцом знаменитого зодчего, год рождения которого, судя по письму отца, был 1700. Он еще не кончил своего учения, когда его отец отправился в Россию. Но через два или три года есть повод допустить отъезд сына во Францию, где он прожил около 12-ти лет, два раза возвращаясь в Россию; причину этого возврата можно объяснить недостатком денег у отца. Во время своего возвращения в 1723 году, гр. Растрелли-сын произвел в Петербурге работу, обнаружившую его блестящие дарования: он выполнил для дома графа Шафирова лепной плафон, который, даже при тогдашней ограниченности платы за работы всякого рода, хотя бы исполненные и с большим искусством, был оценён в 750 р., что на наши теперешние деньги равняется семи или восьми тысячам рублей. Вот результат первого путешествия гр. Растрелли-сына в Россию.
По вступлении на престол Екатерины I, отец Растрелли просил позволения опять отправить его за границу. Отсутствие его продолжалось пять лет, до приезда в Петербург императрицы Анны. В это время он является уже строителем: мы видим его подающим Императрице великолепный проект сооружения обширнейшего Зимнего дворца. Можно допустить, что Растрелли перед этим только что вернулся из путешествия, и проект дворца сочинил уже в Петербурге. Дебют его был удачен, проект молодого художника был принят благосклонно, и ему было поручено исполнение. Надо заметить, что этот проект представлял одну часть дворца, именно — сторону, обращенную фасадом к Адмиралтейству. На этом месте тогда находился дом, принадлежавший Петру II, которому он достался от графа Апраксина по духовному завещанию. Дом Апраксина был самым великолепным из всех аристократических палаццо того времени: фасад его на Неву, в 43 пог. саж., имел террасу, построенную на двойном ряде колонн и покрытую пологом из цветного холста. В верхнем этаже устроены были три выступа и на каждом из них по балкону. Главный из трёх входов имел несколько ступеней.
Растрелли не изменил этого фасада и, применяясь к нему, скомпоновал фас со стороны Адмиралтейства.
Проект Растрелли отличался от существующего здания Зимнего дворца тем, что в третьем этаже были круглые окна и высокая мансардная, в два перегиба, кровля; статуй над пилястрами не было, но число окон было то же самое. Главный вход был устроен в выступе. Часть дворца, обращенная на Миллионную улицу, была перестроена из Морской академии, закрытой еще в 1717 году. Выступ со стороны нынешней Александровской площади, по проекту Растрелли, заключал в себе церковь дворца, снабженную куполом.
По окончании постройки (в 4 года) Зимнего дворца, или, по крайней мере, одного его фаса, Растрелли устроил на дворцовом дворике род обширного манежа и карусель — тогда модную затею, которая весьма нравилась Анне Иоанновне. В настоящее время над большой церковью остался совершенно такой же купол, каким он был в проекте гр. Растрелли; со стороны Невы изменена только крыша. С наружной стороны дворец, по проекту Растрелли, заключал в себе галереи.
Жилая половина дворца была наверху, в бывшем помещении самого гр. Апраксина, где произведены очень незначительные изменения. Впоследствии, в 1743 г. терраса, была уничтожена и комнаты увеличены на всю ширину террасы. Этот фасад и перестройка Зимнего дворца обошлись около 300,000 р. В эту сумму вошли разного рода добавочные работы, напр. обделка берега Невы, устройство карусели, манежа перед Зимним дворцом на Александровской площади, позолота всех наличников по обоим фасадам. Внутренность дворца везде блистала золотом, хотя сусальным, везде рассыпаны были лепные украшения, выполнявшиеся в течение двух лет. Вся постройка продолжалась с 1735 по 1739 г. Гр. Растрелли, уже занимаясь постройками, первые 4 года не получал вовсе содержания. Есть документы, из которых видно, что он о содержании своём просил в 1736 году, и тогда возник вопрос о том, какой ему назначить оклад. Высший оклад, получавшийся главным архитектором артиллерии и фортификации, Шумахером, был 600 р. Такой же оклад получал еще главный архитектор Адмиралтейства; должности придворного архитектора не было.
Постройка Зимнего дворца сразу поставила Растрелли в ряду заслуженных строителей, приблизила его ко двору, создала ему высокое положение и сделала человеком нужным. Благодаря своему положению, он нашёл много покровителей, в числе которых первым оказался герцог курляндский, И. Бирон.
Императрица выезжала из Петербурга только в загородный свой дворец и этот отъезд сопровождался церемониалом, заведённым еще Петром I. Для нее загородный дворец не представлял особенного интереса, и все начатое там при Петре не достигло, при ней, окончания, так что большинство расходов мы можем все-таки отнести к затратам на Зимний дворец. Вообще на все строительные работы, отбываемые казенными работниками, еще по табели, утвержденной Петром I в 1719 г., назначалось сначала 200, а потом 600 тысяч р., так что если положить по 300.000 ежегодно, то и эта сумма все-таки оказывалась большой жертвой и по бюджету представляла ⅓ [?] всех сметных издержек.
Просьба Растрелли об определении его в архитекторы и о назначении жалованья в 1736 году, когда уже вчерне был выведен первый фасад дворца, была принято благосклонно, и ему назначено 600 р. содержания. С таким окладом Растрелли становился если не первым, то третьим лицом. Соперниками его явились М. Г. Земцов, строитель церкви Симеона Богоприимца и Анны пророчицы, начавший постройку Аничковского дворца и соорудивший Екатерининский институт — самую видную этого рода построек, и еще два строителя, учившиеся за границей: Устинов и Коробов. Коробов был в Адмиралтействе, а Устинов в Москве. Еще был один каменных дел мастер Башмаков; несколько иностранцев и второстепенных еще лиц были в числе его соперников. Но покровительство, которое стала оказывать Императрица Анна строителю своего дворца, ставило его, уже по одному этому, выше других; а когда к этому присоединилось еще покровительство Бирона, тогда, можно смело сказать, Растрелли сделался первым строителем. Правительство на него и смотрело так и для него сочинило особый титул: обер-архитектора.
Едва лишь был приведён к окончанию дворец, в то время, когда началась настилка полов, для которых взят был архитектор Чевакинский, Растрелли был командирован герцогом Бироном в его курляндское имение. Там, в 40 верстах от Митавы, он соорудил замок. Можно предполагать, что эта постройка была очень обширна, потому что из Великороссии, по указу, каждое лето высылалось партиями 2000 рабочих. Сколько расходовалось там, мы не можем знать, потому что эти расходы были не гласные, нигде не показываемые, но некоторые особенности, которые случайно появляются в делах, заставляют предполагать, что это было великолепное сооружение.
О размерах построек можно судить уже по одному тому, что в течение двух лет работало там по 2000 человек. Но эти работы не были доведены до конца, и при Елисавете Петровне предметы великолепного внутреннего убранства, даже дорогостоящие двери и оконные переплеты, были вынуты и увезены в Петербург для строившегося в то время (1743) Аничкова дворца. Бирон, 3 года интересовавшийся своими затеями, не имел возможности видеть в натуре все для него приготовляемое, а только в проектах графа Растрелли.
Во время этих построек граф Растрелли постоянно жил в Курляндии и был отозван в Петербург уже после падения Бирона. За покровительство временщика Растрелли пришлось вынести немало неприятностей, и только благодаря заступничеству высокопоставленных лиц, он избежал худших последствий. В допросах комиссия, между прочим, потребовала от Растрелли объяснений, почему он называет себя обер-архитектором и графом. В доказательство своих прав на то и другое звание художник указал на Высочайшее повеление, даровавшее ему звание обер-архитектора, и предъявил диплом отца на графское достоинство. Его объяснениям, по-видимому, удовлетворились, и только запретили называться де Растрелли, а велели именоваться: «фон Растрелли»; эта частица «де» впоследствии была возвращена Растрелли в знак особенной милости. Кроме того, на него стали налагать разные начеты. Из сохранившихся документов видно, что архитектору вменяли в вину даже самые постройки в Курляндии и требовали, чтобы он возвратил полученное им жалованье за все время производства работ. Но, кажется, все эти притеснения продолжались недолго, по крайней мере, во время поездки Елисаветы в Москву для коронования, Растрелли отправился туда и принимал участие в устройстве торжества. По возращении его в Петербург, о притеснениях и начётах уже не было более и помина, и в это время Растрелли получил много работ.
Конфискованные при воцарении Елисаветы постройки были розданы приближенным к Императрице лицам, как напр., Разумовские, Бестужевы, Шуваловы и другие. В пожалованных домах понадобились перестройки, которые и были поручены гр. Растрелли. Кроме того, частые поездки Императрицы в течение 20-летнего царствования, в Москву, Киев, Остзейские провинции, а также беспрерывные прогулки по окрестностям вызвали необходимость приведения построек в лучшее положение, и вообще повели к развитию строительного дела, так что у Растрелли постоянно было множество работ.
По возвращении Елисаветы из Москвы, в Царском Селе началась перестройка принадлежавшего Екатерине I двухэтажного дома (длиною 18, шириною 6 саж.) в громадный дворец, который теперь известен под названием Большого Царскосельского дворца.
Вообще с 1743 года начинается весьма усиленная деятельность Растрелли. По его проекту, Воспитательный дом получил ту физиономию, которую и теперь сохраняет; правда, здание два раза подвергалось изменениям, но незначительным, по крайней мере, сохранившиеся главный фасад и главные планы принадлежат Растрелли; затем он выстроил Воронцову дом, в котором теперь помещается Пажеский корпус. После пожара, испепелившего часть Невского проспекта, начиная от Голландской церкви до Малой Конюшенной, эти места были розданы вельможам; гр. Строгонов прежде других застроил, по проекту Растрелли, свой участок, так что этому дому следует считать не менее 121 года.
К сороковым годам прошлого столетия относится также множество построек в Петербурге, в Москве и в окрестностях их, в Киеве, Курске и в других губернских городах, где проекты Растрелли были исполнены другими архитекторами.
Ему принадлежит также немало небольших, но изящных построек в Парголове, Стрельне и проч.
Должно заметить, что Растрелли хотя и назывался обер-архитектором, но начальником построек был не он, а граф Ферзен, который, впрочем, вовсе не вмешивался при составлении смет и при производстве работ. Императрица любила строить и украшать храмы, любила изящные предметы внутреннего убранства комнат — и все это лежало на руках обер-архитектора, к которому все обращались с ордерами, с требованиями и довольно часто с жалобами. Растрелли положительно был завален работою и трудился усиленно. Правда, в штате находилось 11 человек строителей, но строителей самостоятельных было только двое или трое, как Чевакинский и Устинов; прочие были только помощниками. Однако, впоследствии, когда Растрелли был отставлен, некоторые из его помощников оказались очень талантливыми архитекторами и заняли значительные места. Своим художественным развитием они, несомненно, были обязаны Растрелли, в котором они постоянно находили поддержку. За все труды и действительные заслуги Растрелли было увеличено содержание до 1200 р. и, сверх того, он получил карету. Но кроме жалования, он имел доходы от посторонних работ и жил, по-тогдашнему, очень роскошно, сравнительно с теми строителями, которые не носили звания обер-архитектора. Конечно, эта роскошь, по теперешним понятиям, была не более, как довольство. При тогдашней дешевизне и скромном нраве гениального зодчего, он действительно мог жить вполне прилично.
У Растрелли была одна дочь; детей мужеского пола он не имел. Жил он просто, не отличаясь роскошью пиров и барских затей; не имел даже собственного дома, ни дачи, а жил в казённом помещении, близ нынешней церкви Всех Скорбящих, на берегу Невы. В его распоряжении находились два казённых десятника, да унтер-офицер для посылок. Канцелярии для отписывания всех ордеров вовсе не полагалось, так что неизвестно, кем это и как выполнялось.
Самыми видными и капитальными работами Растрелли, без сомнения, надо признать здания Смольного Монастыря и Зимнего дворца. Императрица Елисавета, с первых годов вступления своего на престол, задумала под старость удалиться от света, постричься и жить на оконечности своей столицы, где проводила лучшие годы жизни, будучи еще великой княжной, именно на том месте, где стоит Смольный Монастырь. В 1748 году, после третьего, продолжительного путешествия в Москву, задумала Елисавета соорудить монастырь и там окончить дни свои. Графу Растрелли было поручено составить проект монастыря. Проект этот был готов в начале 1749 года, а в октябре того же года состоялась уже закладка постройки, которая должна была вмещать в себе «собор всех учебных заведений». В средине параллелограммов предполагалось вывести маленькие корпуса, в три и в два этажа; к ним должна была примыкать ограда монастырская; пред собором была выведена громадная колокольня на очень прочном основании. Корпуса и собор из кирпича были выведены вчерне; в 1755 году была окончена внутренняя отделка корпусов, но на окончание собора не хватило средств, по причине расходов, которые понадобились в семилетнюю войну, в которой Россия приняла участие. Конца этой войны Елисавета не дождалась.
Екатерина II, в первое время царствования, только поддерживала собор Смольного Монастыря в том виде, как он был оставлен. Это одно из капитальнейших сооружений, не приведенное окончательно в исполнение, но долженствовавшее доставить бессмертную славу строителю. В то именно время, когда оканчивалась постройка собора, в 1754 г., граф Растрелли должен был построить два фасада Зимнего дворца, дома Чебышева и кн. Голицына на Неве и другие постройки на Царицыном Лугу.
Для этих обширных сооружений из всех губерний России высылались партиями каменщики; для земляных работ было назначено 40 тысяч человек солдат. Работы двигались быстро, так что в течение одного лета земляные работы были покончены.
Все заводы в окрестностях Петербурга были обязаны подпискою не продавать кирпича на сторону, без особого разрешения со стороны строительной конторы; все техники были вытребованы участвовать в комиссии, с тем, чтобы судить: годны ли материалы, предназначенные для работ, или нет. Наконец, деньги велено было отпускать по счетам безостановочно.
Вот при таких-то средствах, в течение 4-х лет, несмотря на семилетнюю войну, был доведён до окончания четвероугольник Зимнего дворца.
П. Петров.
«Зодчий», 1876, Вып. 5, С. 55—57
Впоследствии стоимость постройки находили очень дорогою. Это объяснялось великолепной отделкой комнат, устройством, штучных полов, разного рода дорогой мебели. Но, несмотря на это, раздавались голоса, обвинявшие строителя в излишестве. Быть может, эти отзывы принадлежали людям, нерасположенным к строителю, во всяком случае, эта цифра, в сравнении с тем, что потрачено на Зимний дворец, не должна нас очень поражать. Конечно, сооружение фасада на нынешнюю Александровскую площадь, при Елизавете, стоило дешевле, но не должно упускать из вида, что тогда рабочие были даровые, а при Анне плата производилась подрядчикам, которые поставляли рабочих, и подряды отдавались с торгов. Торги эти в первые годы оказывались выгодными, но чем дальше шли работы, тем больше возрастали требования.
Цена на кирпич была от 1 р. 10 к. до 1 р. 30 к. Но дело в том, что, может быть, кирпич был казенный, потому что строительная канцелярия и придворное ведомство имели свои заводы на Ижоре и платили только за обжиг. Глина и работники были даровые: они вызывались для отбывания повинности по летам и по спискам. За обжиг деньги получало земство.
Давид Иванович Гримм родился в Петербурге 22 марта 1823 г., и, по окончании гимназического курса в главном училище Св. Петра в С.-Петербурге в 1841 году, поступил в академию художеств. Прошедши приготовительное отделение, Д. И. перешел в мастерскую профессора архитектуры А. П. Брюллова, под руководством которого, в 43 году, был награжден малой серебряной медалью за архитектурный проект, а в 45 году второю такою же медалью за отчет по практическим занятиям и, в том же году, большой серебряной медалью за проект театра. В следующем, 1846 году, Д. И. был допущен на конкурс по составлению проекта женского монастыря с богадельней для получения малой золотой медали. Из шести конкурирующих на медаль удостоились ее получения двое:— из мастерской проф. Тона — Петцольд и из мастерской А. П. Брюллова — Д. И. Грим. В следующем, 47 году, как Петцольд, так и Д. И. допущены были на конкурс для соискания большой золотой медали. Но представленные ими проекты ярмарки не удостоились присуждения этой награды, им пришлось во второй раз представить проекты и тут, в 1848 году, присудили Д. И. медаль за проект соборной церкви в русском стиле московских церквей, а вместе с тем — право отправиться на казенный счёт за границу для усовершенствования своего художественного образования. Однако, в виду революционного движения, в 1848 г. охватившего почти всю западную Европу, разрешения на поездку не последовало и только спустя 2 года, уже в 1850 году, Д. И. добился командировки на Кавказ для измерения и зарисования церквей, о которых имелись весьма скупые данные в записках, путешествовавших в том краю — академика Brosset, Dubois de Montperrier и князя Гагарина. Целый год Д. И. пробыл на далеко еще не успокоенном Кавказе, путешествуя под постоянным казачьим конвоем. В течение этого времени, Д. И. измерил целый ряд выдающихся и крайне интересных в художественном отношении церквей древней Грузии и Армении. Наброски Д. И. представляют не только материал, весьма ценный в архитектурном отношении, но они вместе с тем дают понятие о том тонком художественном чутье, с которым Д. И. умел воспроизводить все созерцаемое им,— о том художественном штрихе, который до последней минуты остался достоянием его карандаша. Кто хоть бегло ознакомился с его манерой, тот всегда узнает рисунок, набросок, даже простой чертёж, исполненный Д. И. В них есть нечто свое, оригинальное и необычайно изящное, в них сказывается истинный художник.
Наполнив в течение 1850-го года свои альбомы набросками с Кавказа, Д. И., наконец, получил разрешение отправиться в «покойные в политическом отношении государства — в Голландию, Англию и Испанию, но не в Италию»; разрешение посетить Италию последовало, однако, тоже вскоре после этого. Д. И. через Малую Азию и Константинополь направился на Афины и объездил Грецию. Здесь, лицом к лицу с древнегреческими храмами, поражающими даже не художника своей утонченной пропорциональностью, Д. И. положил основание своему труду, касающемуся нахождения потерянных правил древнегреческой теории пропорциональности.
Результаты своих исследований Д. И. представил в совет академии в виде донесения, заключающего в себе общую теорию всех пропорций. Его взгляд, в то время новый, хотя уже затронутый, нашёл живой отклик в среде архитекторов за границей, где, как и у нас, учение пропорциональности архитектурных форм закостенело в безжизненной теории модуля Витрувия.
Переслав свое донесение в Академию художеств, Д. И. отправился в Германию, Бельгию и Англию,
повсюду наполняя свои альбомы мастерскими набросками. Получив наконец разрешение посетить Италию, Д. И. отправился туда и, осмотрев предварительно целый ряд интересных итальянских городов, поселился в Риме, где и продолжал свои занятия по теории пропорциональности вплоть до возвращения обратно в Россию.
Вернувшись в 1855 году в Петербург, Д. И. за представленный свой отчёт пенсионерского путешествия удостоился звания Академика архитектуры. Вместе с тем совет академии решил сохранить Д. И. еще на 2 года пенсионерское содержание, чтобы дать ему возможность разработать богатый, в высшей степени интересный, материал по зодчеству Грузии и Армении, собранный им в 1850 году на Кавказе. Над изданием «Памятников византийской архитектуры в Грузии и Армении» Д. И. трудился до 1863 года. Это первое, и до настоящего времени —единственное издание, совмещающее в себе во всей полноте и разнообразии те архитектурные сокровища, которыми так богата почва Грузии и Армении.
Год спустя после возвращения из заграничного путешествия, а именно в 1856 году, Д. И. был выбран руководителем при составлении архитектурных проектов в строительном училище ведомства путей сообщения и публичных зданий — ныне институт гражданских инженеров, а в 1859 году назначен к чтению лекций в Академии художеств по предмету: «архитектура, как наука», т. е. по предмету пропорциональности архитектурных ордеров. Пользуясь выработанной им в Греции и Риме теорией, исходящей при определении величины детальных частей из целого, Д. И. составил курс пропорциональности классических ордеров, наглядный и не убивающий самостоятельность изучающего его молодого художника, как убивает ее мертвая буква модуля. По этой теории, введенной Д. Ив., читались лекции по этому предмету в течение многих лет.
В 1859 году Государыня Императрица, желая видеть над развалинами древней Херсонесской церкви, где по преданию совершилось крещение Св. Владимира — храм в чисто-византийском стиле, обратилась за получением проекта к Дав. Ив. Проект, составленный им, в стиле той эпохи, в которой начало водворяться христианство в России, в характере тех зданий, которые составляли в свое время славу Восточной империи, в том же году был Высочайше утверждён и принят к исполнению. В следующем, 1860-м году, этот проект на выставке Императорской академии художеств обратил на себя общее внимание; академия признала Д. И. своим профессором и выбрала его одним из руководителей при обучении составлению архитектурных проектов.
С этого времени начинается долголетняя академическая деятельность Д. И., продолжавшаяся до 1892 года. В эти года полного своего художественного расцвета, Д. И. внёс, лучшие свои силы, лучшие свои знания, всю свою неисчерпаемую энергию на процветание дорогой ему академии, на благо молодых поколений архитекторов. Однако, эта плодотворная, утомительная академическая деятельность не устраняла Д. И. от практической, от общественной жизни архитектора. Об этом свидетельствует целый ряд выдающихся, высокохудожественных и достойных изучения памятников архитектуры, воздвигнутых им за этот период времени.
Начав свою практическую деятельность некоторыми частными работами в Петербурге, не имеющими особенного художественного значения, Д. И. в 1858 году, по Высочайшему повелению, составляет проект памятника Императору Петру І-му и руководит исполнением и постановкой его в г. Житомире. В 1860 году Д. И. составляет проект на отделку так называемой золотой гостиной Ее Величества Государыни Императрицы Марии Александровны, а также проекты протестантско-евангелической церкви на о. Эзеле и английской церкви для гор. Таммерсфорса. В 1861 году Великий Князь Михаил Николаевич поручает Д. И. составить проект небольшой церкви в своём имении близ Петергофа. По одобрении Великим Князем, этот проект исполнен под личным руководством Д. И. Одноглавая эта церковь в с. Михайловке представляет совершенно самостоятельный тип малой церкви в русском стиле. Она крайне интересна, как, в общем, так и в мастерски нарисованных деталях.
В то же время исполнялась Дав. Ивановичем постройка немецко-реформатской церкви на Большой Морской в Петербурге по эскизу, составленному проф. Боссе. Исполненный по частному заказу, проект православной церкви в византийском стиле для Смоленского кладбища не был приведён в исполнение.
В следующем, 1862 году, Д. И. составил проект православной церкви для гор. Женевы. Проект этот исполнен по детальным чертежам Д. И. в следующем, 1863—64 году. Он представляет увеличенный до пятиглавой церкви мотив церкви в Михайловке.
В том же, 1862 году, Дав. Ив. поступил членом в технический комитет главного инженерного управления военного ведомства. Эту должность Д. И. занимал в течение 35 лет — до самой своей смерти. Единственный представитель архитектуры, как искусства, в военном ведомстве, Д. И. в течение всего этого долгого периода просматривал несметное количество церквей и всяких других художественных проектов, исполнявшихся по всей России в этом ведомстве и, чаще всего, Давиду Ив. приходилось, не придерживаясь представленного, набрасывать новый эскиз. По нему уже составлялся новый проект и, утвержденный в таком виде, исполнялся на деле. Перечислить, хотя бы в беглом обзоре, что сделано Д. И. на этом поприще — нет никакой возможности. И он был единственным художественным авторитетом в военно-инженерном комитете, к которому обращались во всех вопросах этого рода, сознавая — какое значение имел его совет, его решающее слово.
В 1865 году Д. И., по Высочайшему повелению, исполнил проект церкви для Нью-Йорка и в том же году представил на конкурс проект соборной церкви Кавказской армии в Тифлисе, в византийском стиле. В этом проекте Дав. ИВ., никогда не останавливаясь на одном, уже решённом мотиве, совершенно отошел от всеми признанной своей Херсонесской церкви и дал новый тип византийского собора, настолько удачный, настолько близко передающий характер серьезной монументальности и простоты, что этот проект явился как бы прототипом целого ряда церквей и соборов, проектированных и выстроенных с того времени различными архитекторами по всей России.
Уменьшенный Д. И., по поручению наместника Кавказа Вел. Князя Михаила Николаевича, проект был Высочайше утверждён и в 1860-м году приступили к постройке этого храма.
По смерти Наследника Цесаревича Николая Александровича в Ницце, в 1866-м году, нескольким выдающимся архитекторам было предложено исполнить проект часовни в русском стиле на том месте, где скончался наследник. Представленные проекты Д. И., Ал. Ив. Розанова и других, не выражали того, что желал видеть Император Александр II-й, и Д. И., непосредственно было поручено составить новый проект «в том характере, в котором строился храм в Херсонесе». Представленный Д. И., на основании этого поручения, проект в византийском стиле получил полное одобрение Государя Императора и Д. И. был Высочайше командирован в Ниццу для выполнения его. Весьма интересная в художественном отношении часовня, построенная с по 1867 год, под личным руководством и наблюдением Д. И., представляет собой один из выдающихся памятников византийской архитектуры. Построенная вся из песчаника, без штукатурки, эта часовня и по изящному выполнению заслуживает полного внимания и составляет одну из достопримечательностей Ниццы.
Еще до своей командировки в Ниццу, Д И. отказался от должностей, занимаемых им — как архитектора при Главном Управлении Путей Сообщений и как члена комиссии по Исаакиевскому собору. В Ницце же Д. И. нашёл время сделать проект богатой загородной виллы для барона П. Г. фон Дервиза и выполнить его на деле.
Вернувшись в 1867 году в Петербург, Д. И. вступил опять в исполнение служебных своих обязанностей, как по Академии Художеств, так и по инженерному ведомству, а попутно с этим продолжал и практическую свою деятельность. В этом же 1867 году выстроен им частный дом Башмакова, выходящий на Большую Конюшенную, и начат целый ряд построек в имении барона Дервиза в Рязанской губернии,— жилой дом, скотный двор и весьма интересная православная церковь с применением облицовочного кирпича. В композиции этой церкви Д. И. отошёл от мотива своих первых русских церквей в Михайловке и Женеве, приближаясь к типу московских церквей XVII века. Эта церковь представляет самостоятельный и крайне интересный памятник русско-церковного зодчества.
В 1868 году Д. И. составил проект православного храма на 3,000 человек для гор. Рыбинска; проект этот, однако, не был выполнен на деле. Стиль его — византийский, приближающийся к типу собора в Тифлисе. В то же время поставлена, по проекту Дав. Ивановича, мраморная надгробная византийская часовня Башмакову в Сергиевской лавре близ Петербурга.
Еще в начале 60-тых годов, академик скульптуры Микешин предложил Государю Императору проект памятника императрице Екатерине ІІ-ой, для постановки в Петербурге. Проект этот, однако, не понравился Государю и был переслан на рассмотрение в Императорскую Академию Художеств, которая, выслушав заключение Д. И., обратила внимание на отсутствие должной монументальности в проекте и указала на необходимость полной его переработки. Второй проект, переработанный ак. Микешиным, и вновь представленный в Академию художеств, постигла та же участь. Тогда, уже в 70-тых годах, Государь Император Александр II поручил Д. И. составить, сообща с академиком Микешиным, новый проект. Этот последний был Высочайше одобрен и немедленно принят к исполнению. В 1872 году памятник императрице Екатерине, поставленный на названной вследствие этого Екатерининской площади в Петербурге, был торжественно освящён и Д. И., в знак особого Царского одобрения, получил чин Тайного Советника.
Позднее, уже в 1879 году, Д. И, предложена новая разбивка плана местности, т. е. сквера, около самого памятника, распределяя в нём целый ряд статуй и бюстов сподвижников императрицы; но, в силу неблагоприятно сложившихся по этому делу обстоятельств, пришлось отказаться от этой благодарной идеи.
В 1873 году Д. И. исполнил проект и детальные чертежи по богатому внутреннему убранству часовни барона Дервиза в Лугано, в русском стиле, и составил эскизы православных церквей в Баден-Бадене и в г. Кронштадте. Первый не осуществлён, второй же исполнен под руководством академика архитектуры Грейфана.
С 1875 по 1876 год исполнена Д. И., по Высочайшему повелению, богатая коллекция рисунков церковной утвари в церковь Ее Высочества герцогини Эдинбургской в Лондоне. Утварь эта, исполненная под личным руководством Д. И. в мастерских Овчинникова в Москве, сверх всех прочих достоинств, отличается тонким и изящно-художественным своим выполнением. Еще ранее, по рисункам Д. И., отлита церковная утварь в Михайловку и Ливадию. Собрание всех этих работ представляет весьма ценный вклад в строго-стильную композицию этого рода производства.
К этому же времени, т. е. к 70-м годам, относится весьма усиленная деятельность Д. И. в частных обществах. С 1872 по 1886 г, Д. И. состоял председателем правления Моршанско-Сызранской железной дороги, созданной за это время, а в течение одного 1877 года, сверх того, выстроено по его наброскам до 48 отдельных построек для служащих и т. п. 2-го конно-железного общества в Петербурге. С 1877 по 1879 г. исполнен Д. И. целый ряд проектов: детский приют для князя Ливена в Курляндии, здания для музея интендантского ведомства, здание для Государственного архива и здание Главного инженерного управления для С.-Петербурга, проект и исполнение надгробного памятника, в виде часовни, инженер-генералу К. Г. Чевкину в Ницце, по заказу Великого Князя Владимира Александровича, проект в виде пирамиды для павших русских воинов в Болгарии.
В 1881 году, Д. И., по приказанию Государя Императора Александра III, исполнил проект посольской церкви во имя Александра Невского в Копенгагене, в русском стиле. Она построена в течение 1882—83 года, при неоднократных поездках Д. И. в Копенгаген. Церковь эта исполнена из облицовочного кирпича с тягами из натурального камня; она находится в весьма узкой улице, но, тем не менее, производит своеобразное и весьма характерное впечатление. К этому времени, т. е. к началу 80-х годов, относится целый ряд православных церквей в русском стиле XVII века, проектированных и исполненных Д. И. Все они отличаются строгостью и пропорциональностью, без излишества деталей, и каждая из них даёт целое, своеобразное впечатление. К ряду этих работ относятся: проекты православной церкви для кладбища и богадельни в имении князя С. С. Гагарина, исполненные в 81—82 годах по детальным чертежам Д. И.; эскизный проект православной церкви на месте, где смертельно ранен Император Александр II, исполненный по Высочайшему предложению в 1882 году; проект православной церкви для Егерской слободы близ г. Гатчино, исполненный впоследствии под руководством профессора И. Л. Стефаница, и, наконец, проект православной церкви в Гефсимании близь Иерусалима, исполненный Д. И., по заказу Великого Князя Сергея Александровича. Построенная в течение 1885—87 г. по детальным чертежам, высланным Д. И., это — последняя церковь в русском стиле, исполненная им; она строже других и стоит ближе к московским церквям XVII века, любимого стиля Императора Александра III и разработанного в течение его царствования. К ней набросаны Д. И.: рисунок иконостаса и целый ряд проектов церковной утвари, пополняющий коллекцию того же рода, исполненную им для Лондона, в Михайловку и Ливадию.
В 1883 году, по поручению Св. Синода, Д И. составил проект на внутреннюю отделку храма С. Владимира в Херсонесе, который, будучи выстроен еще в 50-х годах, стоял неотделанным до этого времени. Ныне внутренность собора исполнена, однако, к сожалению, с отступлением от представленного проекта. Всего за несколько месяцев до смерти, уже зимой 1898 года, Д. И. к этой своей первой соборной церкви скомпоновал по просьбе архимандрита Херсонескаго монастыря колокольню в стиле церкви, которая счастливо пополнит общее впечатление обители, на дальнее расстояние доминирующей над морем.
В 1885 году в военном ведомстве был возбужден вопрос о постановке в Петербурге памятника в честь русских побед последней турецкой войны. После некоторых неудачных попыток обратились к Дав. Ив.; проект его, в виде колонны, всей составленной из захваченных турецких орудий, удостоился Высочайшего одобрения и выполнен под личным руководством Д. И. на Измайловском плацу в Петербурге в течение этого же 1885 года.
В тот же год Д. И., по Высочайшему повелению, отправился в Крым для осмотра дворца и дворцовой церкви в имении Его Величества, Ливадии, и для составления проекта на отдельную звонницу около Ливадийской церкви, построенной Монигетти.
Возвратившись из Ливадии, Д. И. представил на Высочайший выбор целый ряд проектов на эту звонницу, исполненных в разных стилях и отличающихся своею художественностью и разнообразием. Высочайше выбранный проект был немедленно приведён в исполнение и строго гармонирует с существующей церковью. За время своего пребывания в Крыму Д. И., по желанию Великого Князя Константина Николаевича, осмотрел его церковь в Ореанде и составил проект к внутренней отделке его. К концу 8о-х годов относится еще проект памятника графу Тотлебену на Северном кладбище в Севастополе и эскизный проект православной церкви, в виде базилики, в Асхабаде, Закаспийской области.
Имея за это время в техническом инженерном комитете пересмотр бесчисленного множества церквей, строившихся по военному министерству, Д. И. нашёл своевременным и необходимым составить нормальные проекты для руководств инженеров при постройке церквей различных величин. Целая серия их, варьируя по мотиву в зависимости от числа прихожан, начиная с церкви на несколько сот человек и кончая собором, напечатана инженерным комитетом и принесла немало пользы при постройке целого ряда церквей военного ведомства, особенно в западном крае.
С 1887 года, после кончины Ал. Ив. Резанова, Д. И., избранный советом Академии Художеств ректором по архитектуре, посвятил все свое время делам ее и приложил все свои силы, всю присущую ему энергию на повышение уровня академического знания и на возможно-правильную постановку архитектурного отдела Академии. Проект нового устава, обсуждавшийся еще при Ал. Ив. Резанове в течение многих лет, доведен до конца. Однако, возникшее в Академии Художеств новое веяние не признало своевременными требования от архитекторов, выработанные под председательством Д. И., и он, мало сочувствуя новому направлению, по прямоте своего характера, не согласился остаться во главе архитектурного отдела Академии, управление которым ускользало из его рук. В 1892 году Д. И., скрепя сердце, после 32-летней профессорской деятельности оставил Академию и, хотя и был избран почётным ее членом, но уже остался простым зрителем тех нововведений в Академии, плоды которых не удалось ему более видеть.
С оставлением Академии начинается последний период деятельности Д. И., до смерти сохранившего свою замечательную энергию к работе, свой свежий ум и свое тонкое художественное чутье.
В инженерном комитете продолжалась без изменения его неустанная деятельность по программе, обрисованной нами выше. Как архитектор Высочайшего Двора, Д. И. участвовал, в качестве председателя в разных комиссиях, образованных при Министерстве Двора. Как строитель, Д. И. председательствовал в комиссии по сооружению Великокняжеской усыпальницы при Петропавловском соборе.
Первый эскизный проект усыпальницы исполнен Д. И. по Высочайшему повелению еще в 1884—85 гг. В 1887 году Д. И. представил обработанный проект. Однако, только в 90-х годах этот вопрос назрел настолько, что потребовали для преступления к постройке детальные чертежи и смету. Д. И., не чувствуя уже в себе достаточно сил, чтобы одному справиться с таким ответственным делом, привлёк к нему профессора архитектуры А. О. Томишко. Совместно с ним исполнен окончательно утвержденный Его Величеством проект, к осуществлению которого приступили весной 1896 года, под руководством, как строителя, проф. Томишко и под председательством Д. И. в строительной комиссии.
К этому же последнему периоду деятельности Д. И. относится крайне ценная, поглотившая массу сил работа его над общей теорией пропорции.
Работа эта, занимавшая ум еще молодого художника и оставленная, в силу обстоятельств, в года полного рассвета, опять привлекла Д. И. к себе на склоне лет. Она внесет, богатый вклад в архитектуру, как науку, и даст руководство и опору, как молодому, так и выработавшему свои силы художнику.
Таким образом, в сжатом изложении, перед нами полная кипучая жизнь, жизнь полувекового творчества, жизнь оправдавшая в полной мере те богатые надежды, которые Академия Художеств возложила из нее 50 лет тому назад. 50 лет неустанной работы — вот картина, которая раскрывается перед нами, работы полезной для родины, полезной для художества, давшей богатые плоды; плоды эти переживут не одно поколение и, чем далее, тем полнее будет, оценено все то, что могла дать своему отечеству и родному искусству такая глубокая, серьезная и самостоятельная личность, как та, которую 12 ноября семья русских зодчих проводила на вечный покой.
К чертежам (табл. 51 — 55).
Посвящая настоящий № «Зодчего» памяти Д. И. Гримма, мы первоначально предполагали воспроизвести в нём возможно большее число работ, исполненных покойным Д. И., чтобы дать нашим читателям возможно полное представление о проявлениях его художественного творчества. Это, однако, оказалось невыполнимым: невозможно на пяти листах чертежей передать сколько-нибудь значительную часть обширного художественного наследства, оставленного Д. И. К тому же, при печатании многих рисунков на одном листе, неизбежно пришлось бы избрать для них очень мелкий масштаб — причём совершенно пропала бы вся законченность и нежность детальной отделки рисунка, составлявшая одну из характерных особенностей работы покойного Д. И.
Поэтому, теперь мы воспроизводим в «Зодчем» лишь немногие из работ Д. И., выбранные нами по указанию сына покойного, академика Г. Д. Гримма, а именно:
1. Собор в память крещения Св. Владимира в Херсонесе, за проект которого Императорская Академия Художеств признала Д. И. своим профессором, уже отчасти известен нашим читателям, так как в 1878 г. в «Зодчем» были помещены его три фасада (восточный, западный и боковой), два разреза и планы верхней и нижней церкви, все в ортогональных проекциях («Зодчий» 1878, л. 38, 39 и 40.); ныне мы помещаем виды его, снятые с натуры в прошлом, 1897 г., а также и план его (л. 52) — для тех из читателей, которые не имеют в своём распоряжении «Зодчего» за прошлые годы.
2. Часовня, построенная в Ницце, на месте того дома, в котором скончался Наследник Цесаревич Николай Александрович; представлены, главный фасад и разрез по первоначальному, Высочайше утвержденному проекту Д. И.; видь ее, снятый с натуры при выполнении часовни под личным руководством Д. И. в 1869 г. (л. 5з).
3. Усыпальница Великих Князей при Петропавловском соборе в С.-Петербурге по проекту, исполненному Д. И. в 1887 г.; представлены: западный фасад и план склепа, с указанием соединительной галереи, ведущей к Петропавловскому собору (л. 54,), и поперечный разрез усыпальницы (л. 55).
За предыдущие года в «Зодчем», кроме уже упомянутого храма в память Св. Владимира в Херсонесе, были помещены следующие работы Д. И.:
В 1873 г. (л. 24 и 28) — Часовня при загородном дворце Е. И. В. В. К. Михаила Николаевича в с. Михайловке, близ Стрельны (фасад, разрез, план и перспективный видь галереи).
В 1877 г. (л. 20, 21, 26 и 40) — Дарохранительница и церковная утварь, собств. Е. И. В. Герцогини Эдинбургской.
В 1881 г. (л. 49 и 50) — Православная церковь в Копенгагене (два плана, три разреза и два фасада).
Как видно из биографического очерка покойного, все эти чертежи составляют в количественном отношении лишь небольшую часть его работ; поэтому мы надеемся и впоследствии, понемногу, помещать в «Зодчем» наиболее выдающиеся по исполнению рисунки из богатого запаса их, оставшегося после Д. И.
Заметим в заключение, что прилагаемый портрет исполнен по фотографии, снятой Левицким всего лишь за 2 недели до смерти Д. И.
