Самое время рассказать о подъездах Дворца. Всего их было семь! Три со стороны северного фасада. Один со стороны западного фасада, два со стороны южного фасада и один во дворе. Каждый подъезд дворца имел свое строго определенное назначение. Вспоминая в эмиграции о придворных порядках, бывший начальник канцелярии Министерства двора генерал-лейтенант А.А. Мосолов сообщал: "Каждый должен был сам знать, к какому из подъездов надо было явиться. Для Великих Князей открывался подъезд Салтыковский, придворные лица входили через подъезд Их Величеств, гражданские чины являлись к Иорданскому, а военные - к Комендантскому".
Со стороны Дворцовой набережной - три подъезда. Центральный - Иорданский, назван так по царскому обычаю выходить из него в праздник Крещения (он связан и с памятью об Иоанне Крестителе, совершавшем свой обряд на реке Иордан) вместе со свитой и духовенством на лёд Невы к огромной, специально вырубленной для этого проруби - "иордани". В тридцатые годы прошлого века его стали называть Экскурсионным, потому как про Водосвятие если ещё и не забыли окончательно, то старались забыть.
Иорданский подъезд только в праздник Богоявления использовался для торжественных церемоний в Высочайшем присутствии. В остальное время им пользовались в основном гражданские чины первых четырёх классов табели о рангах, то есть чином не ниже действительного статского советника ( первый гражданский чин дающий право называться "статским генералом" Соответствовал армейскому генерал-майору).
К северному фасаду дворца со стороны Невы были пристроены еще два небольших подъезда, менее заметные, чем Иорданский. Первый из них (со стороны Адмиралтейского проспекта) назывался Собственным, другой - Детским. Эти подъезды предназначались для выхода Императорской семьи из их личных комнат. Комнаты же Императора Николая Второго и Императрицы Александры Федоровны находились на втором этаже северо-западной части дворца, от Малахитовой гостиной до угла фасада и далее до Салтыковского подъезда, а комнаты Августейших детей - на первом этаже, от Детского подъезда в сторону Иорданского. Собственным подъездом иногда дозволялось пользоваться высоким иностранным гостям, имевшим апартаменты на Первой и Второй запасных половинах.
« Последнее редактирование: 13 Aug 2009, 21:32 от Денисов В.Е. »
Есть подъезд у Зимнего дворца и с Запада, со стороны сквера. Еще с екатерининских времен он был известен как Салтыковский - по имени генерал-фельдмаршала графа Ивана Петровича Салтыкова, воспитателя внука Екатерины Второй Александра. Граф имел во дворце квартиру, куда можно было попасть именно по лестнице, ведущей от этого подъезда. Называли этот подъезд и подъездом Его Императорского Величества; Салтыковская лестница кроме генерал-фельдмаршальских вела и в покои императора. Отсюда цари выходили устраивать смотр войскам, строившимся на плацу между Зимним и Адмиралтейством. Два подъезда выходят на Дворцовую площадь. Ближайший к западному углу площади многие годы именовался подъездом Её Императорского Величества. Ведет к нему крутой пандус; есть здесь и трёхарочный "павильон-козырек", защищавший выходящих из карет вельмож от возможного дождя и снега. Из подъезда этого был кратчайший путь в личные комнаты императриц. Кстати, отсюда ближе всего было и до апартаментов Павла, а потому подъезд какое-то время назывался Павловским, а еще раньше - Театральным, так как вел он и к устроенному еще Екатериной домашнему театру. Отсюда же в ночь на 26 октября 1917 года проникли во дворец отряды красногвардейцев и матросов. С тех пор и сам подъезд, и ведущую из него лестницу стали называть Октябрьским.
Ближе к Миллионной улице расположен Комендантский подъезд. Здесь когда-то размещались службы коменданта Зимнего, а уже в советское время по "красным праздникам" кучковались у буфетов гости с трибун Дворцовой. Над подъездами Её императорского Величества и Комендантским были устроены "фонарики" -своеобразные эркеры или зимние балконы. Эти застекленные "фонапки" хорошо видны на многих гравюрах, акварелях и фотографиях конца позапрошлого и начала прошлого века. Существуют описания внутреннего убранства "фонариков". Пол в них был застелен паркетом; стены и потолки предполагали здесь маленькие, изящные и очень уютные кабинеты "для отдохновений". Петр Третий любил здесь покуривать из своих глиняных голандских трубок, а в день его свержения с престола Екатерина произнесла из "фонарика" над Комендантским подъездом речь перед собравшейся на площади гвардией. Подъезд, находящийся в глубине Большого двора Зимнего называется Парадным
Информация для иногороднего туриста, готовящегося к поездке- бесценная! Спасибо большое!
__________________ "Мне чудится в рождественское утро мой легкий, мой воздушный Петербург"...
-----------------------------------------
Большая просьба буйных и нервных мои сообщения не читать...
Остается добавить, что сегодня в Зимнем дворце осталось пять подъездов. Подъезды Детский и Собственный их Императорских Величеств заложены при восстановлении облика Зимнего Дворца спроектированного Расстрелли. По этой же причине были убраны "фонарики" над подъездами Её Императорского Величества и Комендантским.
« Последнее редактирование: 14 Aug 2009, 07:29 от Денисов В.Е. »
В качестве Бонуса. 1.Праздник Богоявления Господня
Для торжественного водосвятия от Иорданского подъезда до Иорданской сени на берегу Невы сооружался специальный помост, который затем покрывался ковром. Сама Иорданская сень представляла собой изящную деревянную ротонду с окрашенным в голубой цвет и усеянным золотыми звездами куполом, позолоченным крестом наверху и несколькими образами по сторонам купола. Внутри Иорданской сени, под самым куполом, - обычно находился деревянный голубь в золотых лучах - прообраз Духа Святаго. Посредине площадки, ограниченной стенами ротонды, во льду старательно вырубалась сама Иордань - прорубь в форме креста.
В день Богоявления по окончании утренней Божественной литургии в соборе Зимнего дворца Император с членами Императорской Фамилии, в сопровождении представителей всех родов войск столичного гарнизона и в предшествии Крестного хода, спускался по Иорданской (Парадной) лестнице, выходил через Иорданский подъезд на Неву. От угла дворца со стороны Адмиралтейства до самого помоста процессию уже поджидали солдаты - по одному подразделению от каждого полка гарнизона. Государыни и Великие Княгини участвовали в шествии только до Помпеевской галереи и уходили во внутренние покои , откуда смотрели в окна на водоосвящение на Неве.
Водосвятие совершалось придворным духовенством во главе с митрополитом на верхней площадке Иорданской сени. Под голубой сенью рядом с прорубью стояли Император, Великие Князья, а вокруг них - знаменоносцы от различных полков со своими знаменами и штандартами. По совершении водосвятия митрополит под залпы салюта из установленных на Стрелке Васильевского острова пушек окроплял святой водой всех присутствующих, а также полковые знамена и штандарты, после чего Государь и все, принимавшие участие в молебне, тем же путем возвращались во дворец. За торжественным водосвятием на Неве всегда наблюдали многочисленные толпы горожан. Сохранилось много восторженных свидетельств очевидцев этого события.
Из восспоминаний генерала Краснова, принимавшего участие в Крещенском параде 6 января 1888 года при императоре Александре Третьем, во время своей учебы в Павловском училище. Недели за две до Рождества, в часы оружейных приемов, в роту пришли ротный, батальонный - полковник Щегловитов и училищный квартирмистр подполковник Гольдштаубе. Роте было приказано стать в одну шеренгу. Никонов вызвал из фронта юнкеров, которые собирались ехать на праздники в отпуск. Батальонный с ротным пошли вдоль фронта оставшихся и стали выбирать юнкеров в караул на крещенский парад. Требовалось двадцать юнкеров, два младших портупей-юнкера, один старший и четыре юнкера запасных. Отбирали самых рослых,стройных, наилучше выправленных. С очками сейчас же были отставлены. Я попал в караул в переднюю шеренгу.Гольштаубе записал наши фамилии: нам будут "строить" специальные, парадные мундиры - "по мерке".
С этого дня нас начали тренировать для парада. Нас выстраивали в одну шеренгу, штабс-капитан Герцык - он и шел со взводом - командовал: "На плечо!" - и начинал обход взвода. Он шел медленно, делая поправки: - Рзверните приклад... Возьмите его больше в плечо. Затаите дыхание.... Зайдет с боку, посмотрит, как выравнены штыки, и снова идет, выправляя каждого, лепя из каждого как бы статую. - Шай на кар-ул! Вот тут-то и нужно было "не дышать". При самом легком дыхании штыки отвесно поставленных ружей могли шевелиться и это разравнивало их прямую линию. - Дышите незаметно. Не открывайте рта. Да подберите живот, у вас, батенька мой, штык качается. Ниже возьмите правую руку и пальцы прямые. Держите винтовку в левой руке, правая только поддерживает её. Идут минуты, свиваются в десятки минут. В казарме полная тишина, чуть поскрипывают сапоги у Герцыка, когда он медленно идет вдоль нашего фронта. -На плечо... К ноге...Оправиться, но не шевелиться. Незаметно расправьте ноги... Целый час прошел в этом стоянии. Когда начались каникулы, юнкера, назначенные в караул, должны были через день являться на два часа в училище, и там шло все то же - "на плечо" и "на караул" и стояние неподвижно, затаив дыхание. Готовился наш изумительный - "дворцовый" взвод. 4 января этот взвод ходил в Зимний дворец на общую репитицию крещенского парада.
6 января, по древнему, с петровских времен идущему обычаю, на Неве у Зимнего дворца, на особо сделанной Иордани, состоялось водосвятие, церковный парад в залах дворца и высочайший выход. Взводы со знаменами Павловского военного училища и Морского кадетского корпуса, с оркестром этого корпуса стояли в Фельдмаршальском зале. Стройными рядами, не растягиваясь, поскрипывая новыми сапогами, распространяя вокруг себя свежий дегтярный русский солдатский запах, держа ружья "у ноги", мы вошли в девятом часу в зал и стали боком к окнам. Против нас стояли гардемарины Морского корпуса. Над ними высилась громадная картина Коцебу "Взятие Варшавской Воли" и подле нее портрет в натуральную величину, в рост, фельдмаршала Кутузова, с выбитым глазом, в белой фуражке, с жезлом в руке, в шинели внакидку. Дворец гудел голосами и стуком солдатских шагов караулов,занимавших свои места в залах дворца. Мы стояли "вольно", но не шевелясь и наблюдали необычную дворцовую жизнь. Прошли расшитые позументами, в странных шапках со страусовыми перьями скороходы с куреньем, проходили мимо офицеры, конвойные казаки, придворные лакеи. "Дрючила" поглядывал на нас желтыми узкими глазами, кому подмигнет одобрительно, на кого сердито покосится. Мы чувствуем, что, несмотря на нашу скромную, бедную армейскую форму, наш взвод хорош. Даже - очень хорош! Это видно по тому, как осматривают нас проходящие мимо офицеры и генералы, как глядят на нас придворные дамы, что проходят в большой Николаевский зал и через него в церковь, в расшитых "русских" платьях с кокошниками в жемчугах, с очень открытыми грудью и шеей, то старые, толстые седые, статс-дамы, то молодые фрейлины с завитыми волосами, красивые и обаятельные - они кажутся нам феями сказок. Генерал в густых эполетах, весь в орденах остановится против взвода, крякнет одобрительно и скажет Гегцыку: - Вы дали бы им "вольно". - Ваше превосходительство, они у меня и так "вольно" стоят. - А как же будет, когда станут "смирно"? - Когда дышать совсем перестанут, вот тогда будет "смирно"... - Ну-ну!...
Все меньше движения по залам дворца, все тише во дворце. Вероятно, уже началась в дворцовой церкви литургия. Училищный адьютант, высокий, длиннобородый, рыжеватый штабс-капитан Верцинский и наш знаменщик, хорошенький старший портупей-юнкер 3-й роты, "помпон" - оба в волнении. В чем будут выходить со знаменем на водосвятие на Неву, на Иордань, в мундирах или в шинелях? Их шинели лежат приготовленные сзади караула на красным бархатом обитой скамье. По расчету, обедня уже приходит к концу. Уже палила с Петропавловской крепости двенадцатичасовая пушка, а распоряжения все нет и нет. Как успеть одеться, заправить башлыки? Утром был жестокий мороз, десять градусов Реомюра, теперь блистает яркое солнце, заливает лучами паркетный пол зала, слепит глаза гардемаринам, но январское солнце не греет... Плац-адьютант проходит через зал торопливыми шагами: - Господа адьютанты - парад в мундирах! Кряхтит Верцинский, а каково знаменщику? Как греет юнкерский мундир, ветром подбитый, на рыбьем меху поджваченный, это мы знаем. Герцык подмигивает знаменщику: - Что батенька мой!... Ничего, крепитесь!... Красавчик-"помпон" краснеет от смущения и удовольствия. - Ничего, молодая кровь - горячая...
« Последнее редактирование: 13 Aug 2009, 22:05 от Денисов В.Е. »
По залам звучат команды. В нашем зале командуют: "На плечо"... Откуда-то издали доносится музыка и пение. Они еще тихие, и слышны только плавные певучие звуки. Музыканты Морского корпуса разобрали и продули трубы. Процессия далеко, но у нас уже командуют: - Парал! Шай на кра-ул! Ближе звуки. Я ничего пока не вижу, перед носом вороненный ствол винтовки, дыхание задержано, в глазах рябит, волнение охватывает сердце. И вот наплывают к нам из соседнего зала звуки кавалерийского хора: "Коль славен". В двери зала медленно входят попарно идущие придворные певчие в парадных красных с золотом кафтанах, маленькие дискаеты и альты впереди. Звонко поют - "Во Иордане крещающусь Тебе, Господи"... Их пение сливается с музыкой. Морской оркестр играет "Коль славен". Какое-то тепло заливает тело, дыхание совсем остановлено, неподвижность полная. - Глаза напра-во! Колышатся высокие хоругви в руках рослых причетчиков, за ними блистают золотые митры, украшенные драгоценными камнями митрополита и архиреев, видны седые бороды, насупленные брови. Крестный ход во всем своем блеске, красоте и величии надвигается к нам. Пение, музыка слились в одну гармонию.В глазах темнеет , и кажется, вот-вот свалюсь - не выдержу всего этого напряжения. Ни один штык у нас не колыхнется: и подлинно - мы не дышим.
Но тут показывается Государь Император, и снова силы явились и глаза устремлены на него, и только на него. Государь идет в мундире лейб-гвардии Преображенского полка, с широкою голубою лентою через плечо. Рядом с Государем идет Государыня в белом муаровом платье и широком собольем палантине. Я никого больше не вижу. Медленно поворачивается голова, "провожая глазами" Государя. И это плавное движение головы дает нам возможность оправиться и проясняет глаза.
Крестный ход скрылся. Процессия ушла. Звуки музыки пения постепенно замерли вдали. Мы все держим "на караул". Из соседней залы слышен бодрый, скорый "кавалерийский" марш, и твердыми шагами входят в зал знаменосцы. Верцинский и наш знаменщик "берут ногу" и вступают на своё место. Перед нами быстро проходят, точно в вихре несутся знамена и штандарты гвардейских полков. Последний скрылся за дверьми.
- На пле-чо!... К ноге!... Прием порывист, и вместе с тем ружье поставленно на пол так тихо, что ни один приклад не стукнул затылком о пол. - Тах...тах...тах... И - тишина. - Стоять вольно! Гардемарины против нас шевелятся, перешептываются, делятся впечатлениями, улыбаются... Мы стоим неподвижно. Чуть согнем то одно, то другое колено, незаметно расправим затекшую руку. МЫ - ПАВЛОНЫ!!!!!!
Считаю лучшей работой, связанной с Зимним дворцом , фильм Сакурова "Русский ковчег" . Что вы имеете сказать по этому поводу?
« Последнее редактирование: 14 Aug 2009, 00:38 от grigorian »
__________________ Б. КИРИКОВ (о доме Шредера): Некий ложный модерн. Но это пример красивой, откровенной архитектурной лжи, которая перестает быть ложью в силу своей откровенности.
Обязательно восполните этот пробел - нам будет что обсудить .Наизанимательнейшее , доложу Вам кинополотно ! Хотя и тенденциозное ...
__________________ Б. КИРИКОВ (о доме Шредера): Некий ложный модерн. Но это пример красивой, откровенной архитектурной лжи, которая перестает быть ложью в силу своей откровенности.
. В последнее время(наверное в течении последних 10 лет) я вообще очень мало фильмов смотрю буквально несколько штук в год!